— Господа, — говорил он, обращаясь к гостям и своим соотечественникам, — я рад возможности еще раз выразить наше желание жить в вечной дружбе с великой Российской империей. Пока мы вместе, пока связаны дружбой, нам не страшны никакие бури, и ни одна держава не осмелится затмить солнце над Европой дымом военных пожарищ.

Павел слушал прусского короля, не сводя с него восхищенно-преданных глаз, Румянцев — с выражением человека, заранее знающего, что будут говорить в подобных случаях.

Кончив приветственную речь, король приблизился к гостям, облобызал великого князя, после чего обратился к Румянцеву, склонившему перед ним голову:

— Приветствую победителя оттоманов! — И после паузы добавил полушутливо: — Я нахожу большое сходство между вами и моим генералом Винтерфельдом.

— Государь. — отвечал Румянцев, — для меня было бы весьма лестно хоть немного походить на генерала, столь славно служившего великому Фридриху.

Король сделал вид, что не заметил иронии в словах русского фельдмаршала.

— О нет, граф, вы не этим должны гордиться, а победами вашими, которые передадут имя Румянцева позднейшему потомству.

Он представил гостям принца Вюртембергского, отца невесты, и других принцев. Вюртембергский и Румянцев уже знали друг друга заочно: они противоборствовали у стен Кольберга в Семилетнюю войну. Принц, в то время еще молодой, полный энергии, всеми силами старался удержать крепость, сражался упорно, но в конце концов отступил. Сейчас с сеткой морщин под глазами — неумолимым признаком приближающейся старости, — он стоял рядом с королем, стоял не как враг, а как друг, будущий родственник императорской фамилии России.

— Знакомство с вашим превосходительством, — сказал принц, — делает мне большую честь.

Румянцев ответил ему подобным же комплиментом.

После представления гостям приближенных короля состоялась церемония вручения наград и подарков. На Румянцева король возложил орден Черного Орла. «Ну вот, — подумал при этом фельдмаршал со сдержанной усмешкой, — теперь и я с Потемкиным поравнялся».

Немцы — народ аккуратный, знающий цену времени. Пребывание высокого русского посольства в Берлине было расписано буквально по часам. На следующий день после приема в королевском дворце гостей повезли в Потсдам, где к тому времени собрались войска для военной игры. Его величеству вздумалось потешить их примерным представлением Кагульского сражения.

Фридрих лично командовал действиями войск. А войска действовали как хорошо налаженный механизм. На представляемом поле «боя» было все — пушечная и ружейная пальба, бой барабанов, стремительное движение атакующих колонн, паническое бегство толпы, изображавшей турецкую армию, — ничего не упустили устроители потехи. Не было самой малости — того, что пришлось увидеть и испытать Румянцеву в действительном сражении, не было правды войны, не было крови, пота, разъяренных лиц, криков ужаса и стонов раненых. То была игра, и ничего больше. Тем не менее игра эта привела Павла в ребяческое восхищение. Глядя на красивые, вымуштрованные каре, он дергался на месте, обращался к Румянцеву: