— А что Вы здесь делаете?
— Бизнес! — разводит он руками. — Как у Вас дела, Злата?
— Мм… — прикусывает она губу, не находя, что сказать, переводит тревожный взгляд на меня. — А что происходит, Дэм?
Теребит нервно подвеску в глубоком выразительном декольте «песочного» пиджака. В разрезе пальто — роскошные длинные ноги.
— Работаем, — улыбается во всё тридцать два ей пьяный Ваха.
Пинаю его ревниво под столом по кроссовку.
— А Тихон здесь почему? — открывает она ещё одно окно, проветривая кабинет.
— Он тоже работает, — уклончиво поясняю я. — По прииску дела обсуждали.
— Это я возьму, — взмахивает ксерокопией Волков. — До завтра.
Вставая, протягивает руку. Пожимаю.
— Тихий, пойдём ко мне, чайку попьем, — утягивает Тихого Ваха, косясь на подозрительную Злату.
Мы остаёмся вдвоём. Встаю, помогаю снять с неё длинное пальто.
— Ты ничего мне не хочешь рассказать, Дэм?
— Хочу… — запираю дверь. — Я хочу тебе рассказать…
Подхватывая за талию, усаживаю на стол.
— Что каждый день я мечтал тебя трахнуть на этом столе! — шепчу ей в губы, разводя колени. — Сотню раз представлял себе это.
Её глаза распахиваются шире. Впиваюсь в пухлые губы.
— Черкасов… Ты пьяный!
— Да.
Целую глубже, игнорируя её мычание и слабые рассеянные попытки сопротивления.
— Фантазировал, как задираю твою юбку… Рву капрон…
Нырнув под юбку рукой, с возбуждённым шипением раздираю между бёдер ей колготки.
— Боги… — бормочет она между поцелуями, — ты можешь ещё о чём-то думать, кроме этого?!
— Неа… Я не могу! — вытрахиваю ей ушки горячими признаниями. — У меня с утра уже каменный… Мне столько всего приснилось… Проснулся, тебя нет! Двойка, Злата Романовна! За супружеские…
Дёргаю вниз ширинку. Заваливая на стол, задираю выше юбку, втыкаюсь головкой в перешеек трусиков. Вдавливаюсь прямо в тоненькую полоску ткани, запечатывая её рот ладонью, гася всё звуки.
Тихо…тихо… Потом мне всё выскажешь!
Ткань врезается в головку, снося мне башню болезненным острым ощущением и отпружинивает вбок. Я резко проскальзываю внутрь, в горячую влажную плоть. Бёдра сжимают мои бока.
Алкоголь ослабляет тормоза, отпуская звериные инстинкты на волю. Впиваюсь в грудь, оставляя следы, кусаю за шею, облизываю жадно ушко. И снова спускаюсь вниз, проходясь языком по оголившейся ореоле. Бёдра вгоняют в неё член нещадно, как поршень.
Вцепляется мне в пресс ноготками, пытаясь притормозить.
— Дэм! — выдох.
Но я уже лечу с этой высоты с такой скоростью, что это невозможно — притормозить меня. Перехватываю её руки, отвожу наверх. Наше надсадное дыхание смешивается. Облизываю мягкие губы, требуя язычок. Задыхаясь послушно высовывает его. Вылизываю этот открытый ротик.
Внезапно обрушивается волна острого кайфа, оргазм подкатывает, оглушая. Втрамбовываюсь, тормозя на мгновение. И плавая в этом нестерпимом пике ощущений, шлепаю ей по щеке и придушиваю, ускоряя ее. Ловлю затуманенный, остекленевший взгляд.
Её бёдра вздрагивают, тело выгибается дугой подо мной. Мы сносим со стола бутылку — грохот, звон… Чувствую, как мгновенно становится насквозь мокро всё между нами.
— Ооо… Да! — шепчу я.