— Ну-ка тихо всё, — рявкаю я.

Злата!

— Доброе утро, моя хорошая… — недобро смотрю в глаза Тате, отвечая ласково жене по телефону.

Мне нелегко это — быть таким. Тёплым. Я таким никогда не был. Но, если бы был, мы были бы ближе. И многого бы не произошло. С самого начала она могла бы почувствовать, как дорога мне. И брак с Родионом остался бы фиктивным. Я много думал об этом. Для себя решил, что если найду её, то больше никогда не буду «холодным», закрытым. Чего бы мне это не стоило.

— Дэм, ты где? — сонно.

— По делам пришлось отлучиться.

— В пять утра? — растерянно.

— Я приеду, всё объясню, родная.

Вжимаю ствол сильнее в татуировку на щеке, пытливо прищуриваясь.

— Камин отключился… холодно без тебя… — добавляет Злата, смущаясь.

Моя девочка!..

— На чёрном пульте температуру увеличь и поспи ещё, ладно? Скоро приеду, погрею.

— Ладно.

— Что-нибудь привезти?

— Возвращайся скорее сам.

Сердце омывает тёплой волной. Мне хочется улыбаться. И домой хочется очень.

Но у меня ещё одна сука не построена! Скидываю вызов. Ваха с Максом переглядываются, поджимая губы и пряча улыбки. Вахтанг не выдерживает.

— Нежнятина от Демона! — фыркает от смеха.

Дурень! Закатываю глаза, стреляя в него строгим взглядом. Мы же как бы человека прессуем. Ну как «человека»…

— Ну так что, — смотрю в испуганные растерянные глаза Таты, — полезная ты или мёртвая?

— Дэм, смотри, щёлочь, — вытаскивает Ваха два бутыля из большой ванны. — Даже труп вывозить не придётся.

— Окей!!! — взвизгивает она. — Отморы! Но это не я…

— Конечно же не ты, — скептически качаю головой. — Слушаю.

— Родион велел воткнуть в капельницу убойную дозу антикоагулянта. Который отцу и так ставили!

— Родион велел? — дергаю бровью. — Да он слова «антикоагулянт» не знает, Тата. Но мысль твоя ясна.

— Да, господи! Он всё равно умирал, мучаясь от боли! Это просто эвтаназия!

— Макс, — убираю в кобуру ствол. — Вези эту суку к ментам, дай им денег, пусть надёжно закрепят её за распространение героина. И передадут какому-нибудь жесткому прокурору.

— Ты что?… — испуганно. — Это же от восьми!

— От двенадцати, вроде? — переглядывается охрана.

— Убийца должен сидеть в тюрьме, Тата, — назидательно отвечаю я.

— Ну это же Родион! Причём здесь я?!

— А… Ну ты его там дождись обязательно. Сразу в петлю не лезь.

Отсидится, может с торчилова слезет, человеком станет. А так все равно год-два и до свидания. Или передоз, или спид, или кто-нибудь в лицо выстрелит, не такой добрый как я. Считай, спас твою невесту, братец! Не хуже, чем ты мою тогда спас!

Идём с Вахой вверх по лестнице.

— Во сколько у нас акционерное?

— В десять.

— Перенеси на час дня.

Мне жену согреть надо, ей без меня холодно.

Возвращаюсь домой, тихо ложусь в кровать.

— Замёрз… — обнимает она.

Сползаю чуть ниже, вжимаясь лицом в грудь. Дышу тёплым сладким запахом. Он возвращает мне чувство надёжности и почвы под ногами.

— Что случилось?

— Отца больше нет.

Сжимает крепко, целуя в висок. Ничего не говорит. Только гладит по волосам. И это очень правильно. Мне слова сейчас не нужны. Мне нужна близость.

— Я хочу, чтобы ты его простила. Он был жесток иногда. Но плохим человеком не был. Просто он никогда никого не чувствовал, наверное. Не умел.