В первую очередь, он научился читать и писать. Писать всякую лабуду, типа «мама мыла раму», а читать «Капитал» Маркса. Книгу он так и не осилил до конца, но не бросил это дело, каждый день постигая по абзацу-другому. Зато приучился читать газеты, особенно ленинскую, а, может быть, уже и не ленинскую, «Искру».

В этом листке была пропечатана срочная «молния»: злодейски убили Мирбаха, половина убийц найдена, другая половина бегает. Секретарь сразу же сопоставил факты, которые упрямо твердили: один из убийц прибежал аж к ним, в Пермь. Его надо задержать, а если это сделать самостоятельно, да сдать в ЧК — это слава, это почет, это признание!

Два знакомых сторожа с продовольственного склада одобрили задержание. С винтовками против какого-то чухонца — да они в империалистическую целые взвода немцев в плен брали!

И невдомек им, сердешным, что убийство немецкого посла — это не бандитская увертюра, а настоящая силовая акция, граничащая с переворотом, против режима Вовы Ленина.

В ночь с 5 на 6 июля 1918 года судьба несчастного Мирбаха была предрешена. Недовольные товарищи в отношении соглашательской политики с немцами и несоглашательской политики с соотечественниками, которую проводил Ленин, закончив свои личные дела в первые полгода после Революции, стали клубиться по углам и шушукаться.

— Вот ты сколько денег натырил? — спрашивал Свердлов Менжинского.

— Что ни есть — все мое, — отвечал Менжинский.

Это они про свои личные дела поговорили. Денег — море, власти — океан, пора было о великорусской гордости думать.

— А не кажется Вам, любезный соратник, что немцы нам больше не особо нужны? — обратился Сталин к Бокию.

— Тут дело не в германцах, — охотно поддержал разговор товарищ Глеб. — Вова Бланк — задрал просто. Пусть сколько угодно пляшет под дудку кайзера, но на государство забивать не стоит. Мы не для того кровь проливали под выстрел Авроры.

— Ага, — важно кивнул Сталин. — Сколько товарищей кровью истекли от наших с тобою великих помыслов, чтобы теперь все дело псу под хвост! Но Ленин — это авторитет. За ним вся бандитствующая голытьба. А их еще как-то обратно к станкам и полям привлечь надо. Гастарбайтеров не хватает, вот арабов бы к нам!

— Где ты видел работающего араба! — фыркнул Бокий. — Бланку мы можем по носу щелкнуть, да так, чтобы и немцам понятно стало: расходятся наши пути-дорожки.

— Кто с нами? — сразу же подобрался Сталин.

— Кто не с нами — тот против нас, — сказал Глеб и убежал встречаться с Троцким, Дзержинским и потом с гулящими девками из института — институтками.

Настроение, витавшее в ЦК, в Совете Народных Депутатов разделяли многие, но не многие поддерживали. Да поддержки, в принципе, и было не нужно: важно было не мешаться под ногами. Все были в курсе, только Вова Ленин не в курсе.

— Але, Мирбах, — сказал он по телефону. — Как твои графские дела?

— Короче, — ответил Мирбах. — Мне уже прискучило ждать. Пора, наконец, исполнять обещанное: Украину — нам, Польшу — само собой, нам, а еще допуск к архангельским факториям.

— Яволь, — сказал Ленин. — Их либе дих.