Поезд мчал его по чужому маршруту, а своя память постепенно возвращалась.
Тогда посреди леса они остановились, тревожно вглядываясь в ночь: это кто еще тут пошаливает? Ночь не была темной, она была сумеречной, как и положено в это время года в этих широтах.
Первыми среагировали пьяные чекисты.
— Это Имре подоспел, — сказали они хором и хором спрыгнули с задков телеги.
Смутно знакомый голос обрел форму: четыре человека, сам Имре с оттопыренным ухом и пять лошадей под седлами, деликатно общипывающие траву на обочине.
— Все, приехали, — тревожно прошипел Тынис.
— Так — все с телеги, — проговорил Тойво. — Залечь на землю, но только не под колеса. Я сейчас поговорю.
Все, в том числе и возница, выбрались на землю. Он остался стоять, прочие же залегли. Чекисты же, наоборот, одновременно попрыгали обратно в телегу и стали болтать ногами.
— Дорогие товарищи буйцы и буйки! — зычным голосом на чистейшем русском языке сказал Тойво.
— Ты с ума сошел: какие буйки? — опять прошипел Тынис, отчего-то даже не удивляясь вдруг возникшей у товарища способности говорить на иностранном языке.
— А как тогда? — снова по-фински прошептал Антикайнен. — Буйволы и буйволицы?
— О, Господи! — простонал эстонец.
— Смело, товарищи, в ногу, — снова громко сказал Тойво по-русски. — Вся власть советам!
К нему прислушались все новоприбывшие, в том числе и Имре.
— Слово депутатам! — на этом словарный запас на русском языке иссяк. Все, что удалось запомнить со всех съездов, которые он в свое время посетил, исчерпалось.
Тойво вгляделся в сумрак и поднял вверх руку, словно призывая к вниманию. Жест был странным — если сдаются на милость победителя, то подымают, как правило, обе руки. Еще страннее были последующие за этим слова.
— Стрелять только по моей отмашке! — прокричал Тойво, на этот раз по-фински. — Большого не задевать, прочих бить на поражение.
Тынис очень пожалел, что у него под рукой больше не было водки. Чех и четверо его сообщников были вооружены наганами, а Антикайнен сошел с ума и разговаривает с лесом. В общем, в свою экспедицию он может не попасть.
Однако Тойво опять обратился к нему с просьбой переводить, и Тынис, вздохнув, взялся за дело.
— Имре, зачем ты привел этих людей, ведь они не чекисты? — вопросил он.
— Главное — я чекист, — ответил чех. — Девку твою я возьму, прочих в расход. Тебя и эстонца — тоже.
Последнее не понравилось Тынису до ужаса.
— А, может, разберемся между собой? Дело-то касается только нас, остальные не при чем.
— Мы уже поразбирались! — усмехнулся Имре и осторожно потрогал свое ухо. — Товарищ Мищенко попросил доставить тебя и твою девку к нему. Так что ничего личного.
Мищенко! Тойво сразу же вспомнил дезертира, которого когда-то задержал на вокзале Выборга. Вполне возможно, что Революция освободила его и возвысила. Сразу же вспомнился непонятный инцидент в поезде в Хельсинки и последующий за ним арест семьи Лотты.
— Так это все он организовал? — спросил Тойво.
— Без понятия, мне неважно.
— Мищенко — большой человек?
— Большой, большой, — ухмыльнулся Имре.
Чекисты в телеге задремали, Лотта во все глаза глядела на Тойво, Тынис, почти не задумываясь, переводил.