Самое больное чувство у человека — это чувство собственного достоинства. Грань между ним и грехом гордыни настолько тонка, что не каждому удается найти подходящее лечение, когда чувство «заболело». Верный способ выздороветь — это не терять любовь к своим ближним, не делать зла, которое может на них отразиться. Зачастую же кое-кто пытает другое самолечение — месть, что может вызвать только жесточайшие осложнения и последующее за ним хроническое заболевание. Гордыня подпитывается местью и сжигает душу. Месть паразитирует жестокостью и коварством. Был человек, уважающий себя — стал чудовищем, не считающийся ни с кем.

Монстр Мищенко, утвердившись новой властью, как вершитель судеб, пусть и ограниченного масштаба, не мог упустить возможность найти ничего не подозревающую Лотту. Другое чудовище — Имре — еще только начало подпитывать свою гордыню чужим горем, но эта пища уже начала ему нравиться. И первый, и второй уперлись в безразличного к их потугам Антикайнена. Это дало для их жизни цель: найти, отнять свободу, уничтожить, в конце концов.

Око за око, зуб за зуб — библейская заповедь, отнюдь не трактующая способ мести, о чем говорят иной раз современные синие проповедники (Ганди, умничая, сказал, что если следовать этой заповеди, то в скором времени весь мир будет слепым и беззубым). Это означает всего лишь физический закон: сила действия порождает силу противодействия.

— Опусти оружие — и с тобой ничего не случится, твои люди останутся в живых, — сказал через переводчика Тойво.

— Очень смешно, — осклабился Имре, и его парни начали поднимать свои наганы.

Ну, что же, ситуация уже не могла трактоваться двояко. Тойво махнул рукой и прыгнул вперед. Он совершил кувырок через голову, слыша, как над головой сухо треснули, сливаясь в один, два выстрела. Проверять результаты стрельбы он не стал, стремительно поднялся на ноги, вытащил из-за пазухи верный револьвер гигантских размеров и тоже дважды выстрелил: один раз в ближайшего к нему парня, второй раз в Имре.

Испуганные неожиданными резкими звуками лошади понесли телегу вперед, и та наскочила на одного из боевиков чеха, удивленного таким развитием событий. Из телеги, как очумелые, повыскакивали прикорнувшие, было, чекисты. Их пьяный дурман стремительно испарялся. После этого раздался еще один выстрел: завалившийся на землю Имре застрелил возницу, замершего соляным столбом. Потом он получил сапогом по морде и опять отправился в страну грез.

Снова стало тихо, только слабо постанывал раненый. Все четыре бойца чеха оказались в плачевном состоянии: трое — мертвые напрочь, четвертый в болевом шоке, переломанный чуть ли не пополам лошадьми с телегой, которые по нему проскакали. Он жалобно скулил. Имре щерился видениям далекого мира, да еще возница умер на месте с пулей в сердце.

— Выходите, — сказал Тойво.

Держа пистолеты нацеленными на двух потрясенных до глубины души чекистов, из леса выдвинулись два человека. Они не произнесли ни слова, подошли к Тойво и поочередно пожали ему руку. Потом то же самое проделали с Тынисом и отцом Лотты. Казалось, только эти двое из леса полностью отдавали отчет в своих поступках, были невозмутимы и уверены в себе.