Ради всего святого, вы должны оставить меня, если вы не желаете моей смерти, сделайте что-нибудь!.. У меня больше нет сил…

Вальмон помогает, ей подняться. У Турвель стучат зубы, тело сотрясает конвульсии. Вальмон встревожен. Он относит ее в шезлонг и склоняется над ней, чтобы распустить шнуровку корсета. Их взгляды встречаются, и в этот момент между ними что-то происходит. Вальмон отводит глаза, словно устыдясь своих намерений. Ее опять трясет озноб. Он громко зовет прислугу.

Вальмон. Адель!

Делает несколько шагов к двери.

Адель! Мадам плохо!

На его крики прибегает Роземонд и Служанка.

Ей трудно дышать.

Дамы бросаются к Турвель. Вальмон рад возможности скрыться.

Роземонд. Дорогая, я сейчас же пошлю за доктором.

Турвель. Ради Бога, никакого доктора, все уже прошло

Роземонд. Давайте не будем рисковать.

Турвель. Нет, нет, я просто… мне надо с вами переговорить.

Роземонд вздыхает — эта просьба похоже, ее нисколько не удивила. Она отпускает жестом служанку. Та делает книксен и выходит.

Сядьте поближе. Мне надо вам открыться, а это так трудно.

Роземонд присаживается на краешек шезлонга. Турвель берет ее руки в свои.

Я должна уехать… завтра же, чуть свет. Я безнадежно влюблена.

Роземонд кивает, по-прежнему, не выказывая удивления.

Жизнь без него — не жизнь, но я должна, должна так поступить! Не знаю, понимаете ли вы меня.

Роземонд. Да, девочка моя. Понимаю. Этим меня не удивишь. Удивляться можно только одному: мир не меняется. Да, конечно, если вы считаете, что так будет лучше — поезжайте.

Турвель. А дальше? Что вы мне посоветуете?

Роземонд. Если память мне не изменяет, в таких делах советовать бесполезно. Все равно что объясняться с больном, мечущимся в бреду. Начнете выздоравливать, тогда и поговорим.

Турвель. Никогда еще я не была так несчастна!

Роземонд. Увы, те, кто более достоин любви, больше других от нее страдает. Вы слишком молоды, чтобы знать это.

Турвель. Но почему? Почему?

Роземонд. Для мужчины главное — обладать, для женщины — отдавать. Мужчина не способен посвятить себя без остатка одной избраннице. Поэтому наши надежды на то, чтобы обрести счастье и любовь, всегда немножко горькие. Я с нежностью отношусь к своему племяннику, но если сказанное можно отнести ко всем мужчинам, то к нему — в первую очередь.

Турвель. Да, но… он ведь сжалился надо мной. Я прочла это в его глазах… он не захотел воспользоваться моей беспомощностью.

Роземонд. Значит, дитя мое, вы своим примером сумели в короткий срок сделать его лучше, чище. И если он вас отпускает — поезжайте с Богом.

Турвель. Да.

Она снова разражается слезами, уткнувшись в колени Роземонд, которая начинает гладить ее по голове.

Роземонд. Ну-ну. Даже если бы вы уступили, одному Богу известно, как долго вы сопротивлялись. Ну-ну.

Гладит ее по голове.

Вальмон. Мадам. Мой дорогой шевалье.

Дансени порывисто обнимает Вальмона.