— Гражданин Конин, вы обвиняетесь в преднамеренном и систематическом хищении социалистической собственности в особо крупных размерах. На основании Указа Президиума Верховного Совета СССР данное преступление подпадает в разряд особо опасных, подрывающих экономическую мощь нашего государства, и наказывается очень сурово. Как правило — конфискация имущества и расстрел. В случаях полного раскаяния, признания своей вины, оказания помощи органам дознания в полном раскрытии преступления, а также выдачи виновных лиц и соучастников суд может смягчить наказание и дать до пятнадцати лет лишения свободы.

Нарышкин взял авторучку:

— Итак, признаете ли вы себя виновным?

— Да, — тихо, не поднимая головы, ответил Конин.

— Кому вы продавали «наращенные в весе» бриллианты?

— Только Федору Хабалову, а кому он их сбывал, не знаю и не хотел знать. Так спокойнее, хотя мне приходилось отдавать ему камни в два-три раза дешевле, чем он потом за них выручал. Последний раз он обещал вернуть тридцать тысяч в понедельник. В воскресенье я позвонил Федору вечером домой, а Зоя зареванная, сказала, что его убили. Сначала засомневался. Приехал к ним, но уже во дворе узнал, что Зоя не соврала: все кумушки у подъезда только об убийстве и говорили. Идти в квартиру побоялся. Кто его прикончил, даже предположить не мог. Ну и за свою жизнь испугался. Вдруг Федора из-за камней убили, теперь могут за меня взяться.

Четвертый день вызывает Нарышкин Конина на допросы. О подробностях убийства Хабалова, как убедился следователь, тот действительно ничего не знает. Зато в остальном надежда избежать высшей меры наказания заставляет его быть предельно откровенным. Конин даже сам предложил контрмеры, чтобы не допускать хищения бриллиантов путем «наращивания веса»:

— Все очень просто. Надо ввести правило давать огранщикам камни всегда одного веса, так сказать, ввести специализацию по каратам…

После допроса Нарышкин зашел к Морозову.

— Добрый день, Борис Петрович. Все, что можно было выяснить у Конина, я выяснил. Осталась специфика, которая интересует Дмитриева. Но вот в нашем деле с убийством Хабалова мы не продвинулись ни на шаг, хотя версию «не поделили» придется отставить. Остаются месть и ревность. Как дела у Козлова?

— В Магадане он организовал все, чтобы доставить сюда для допроса Савелия Соболева и его дружка Николая Ярцева. Распоряжение находится на подписи у руководства. А пока, чтобы не терять времени, займемся Лаевским?

— Вы считаете возможной его причастность к убийству?

— Маловероятно, но камушки-то у него Лаевский покупал. Могу доставить вам на допрос нашего старого знакомого, дворника Ахмета, он убирает и двор особняка художника-реставратора. Думаю, его подтверждение, что Хабалов приходил к Лаевскому, вам не помешает. «Мецената» голыми руками не возьмешь.

Ахмет только что кончил поливать цветы перед особняком Лаевского и теперь сворачивал шланг, чтобы отвезти его в сарайчик. Поэтому Морозов решил подождать дворника в подъезде на случай, если тот пойдет домой.

Расчет оказался верным. Ахмет не стал отпирать сарайчик, а оставил возле двери тележку и направился к подъезду.