— И ушли? — с иронией спросил Морозов.

— Да… чинно-благородно. А что?

— Двадцать девятого мая примерно в тринадцать часов вам звонила Зоя Аркадьевна, хотя вы уже улетели. Припомните, пожалуйста, где вы были в это время.

— Где я был? В зале ожидания в Домодедове. Магадан не принимал, и мы с Николаем почти сутки в аэропорту просидели.

— Странно, — не скрыл удивления Морозов, — кому же тогда она звонила из автомата, просила немедленно уехать, а связь поддерживать только через Раю?

— Да вы что! Я как расстался с Зоей в субботу, так с тех пор ни звонка, ни писем. От вашего Козлова впервые услышал, что Федора убили. Вы сами подумайте, зачем он мне сдался?

Раздался телефонный звонок. Нарышкин снял трубку и передал ее Морозову:

— Это вас, Борис Петрович, Черкасов.

У старшего инспектора сразу мелькнула мысль: что-то случилось, если, не успев расстаться, тот уже ищет его. Действительно; новости были интересные. Около четырех часов дня из особняка вышел Рогов, подмастерье Лаевского, причем в весьма странном состоянии: возбужденно размахивал руками, разговаривал сам с собой. В свое время он тоже проходил свидетелем по делу Гришина и произвел тогда впечатление пустоватого, суетного парня. Черкасов пошел за ним в надежде что-то услышать, а Рогов его узнал, сказав, что профессиональная память никогда не подводит художника. Они остановились покурить. Рогов стал жаловаться, что Лаевский его рассчитал: «Реставрацией я больше не занимаюсь». Собирается податься на природу, пожить в своем «охотничьем домике» в поселке Березовка по Калужской дороге. Во время этого разговора Лаевский был одет по-дачному, но, пока прислуга Даша кормила Рогова ужином, он видел, как Владислав Борисович положил в чемодан английские светлые штиблеты, замшевый новый пиджак, взял импортный с наклейками чемодан и вышел во двор. После ужина он вместе с Дашей искал Лаевского, но того нигде не оказалось.

— Хочешь сказать, что он ускользнул у вас из-под носа! — не сдержался Морозов.

— Да, но он ведь вышел не в калитку, а, как выяснилось, через дырку в заборе и соседним проходным двором прошел на параллельную улицу, — виновато объяснил Черкасов.

— Ладно… Рогов знает, где его дача?

— Нет, его туда никогда не приглашали.

— Тогда вот что: оставьте кого-нибудь для наблюдения за входом в особняк и все быстро в управление.

Сам Морозов не стал дожидаться конца допроса и тоже поспешил к себе. Он не сомневался, что Лаевский знает, в чем его подозревают. Если бриллианты, похищенные у государства, будут найдены, то с помощью экспертизы всегда можно установить их принадлежность, а это, в свою очередь, повлечет за собой крайние меры наказания. Значит, держать камни в особняке опасно, и он решил их увезти, спрятать. На даче это легче. Но зачем тогда было говорить Рогову, что он держит путь именно туда? Для такой опрометчивости Лаевский слишком хитер.

— Нужно обогнать Лаевского или хотя бы не слишком опоздать и провести обыск на даче, пока он не успел все как следует припрятать, — подытожил Морозов, рассказав Козлову о неожиданном повороте событий. — Так что иди к дежурному, посмотри по карте все Березовки, особенно вдоль Калужского шоссе, бери машину и езжай, найди дачу Лаевского.