Она попыталась оттолкнуть Морозова и проскользнуть в дверь.
— Еще раз прошу простить, но у нас строгие правила — только в присутствии нашей сотрудницы.
— Но это… хамство! — Хозяйка невольно попятилась назад.
— Минуточку, — вмешался Нарышкин. Он зашел в туалет, осмотрел крепление вентиляционной решетки, приподнял крышку бачка унитаза, там в целлофановом мешочке лежали названные Кониной «фамильные» драгоценности.
— Товарищи понятые, — пригласил следователь, — прошу засвидетельствовать факт выемки.
— Отдайте, это все мое! — истошно закричала Александра Михайловна, пытаясь вырвать целлофановый мешок, который Нарышкин предъявил понятым. Однако, поняв, что изменить уже ничего нельзя, она отошла и обессиленно села на стул.
Обыск шел уже больше восьми часов, но обнаружить неоправленные бриллианты не удавалось. В окна брызнули последние лучи заходящего солнца, которые вывели Конину из оцепенения. Она прошла в маленькую комнату, которая была тщательно осмотрена, и стала укладывать спать раскапризничавшуюся дочку.
— Ты бы тоже прилегла, — посоветовал Конин жене, — и не переживай… Наши законы не запрещают хранить фамильные ценности. А на беззаконие мы будем жаловаться, так это не пройдет.
Часов около десяти Морозов подошел к журнальному столику, на котором стоял хрустальный графин и четыре стакана. Приподняв, он наклонил графин, чтобы налить воды, и вдруг ему показалось, что по дну что-то перекатывается. Борис посмотрел графин на свет, но ничего не увидел. Снова наклонил — звук повторился. Поднял пробку и заглянул сверху — прозрачная жидкость.
— Давайте я вам свежей воды налью, — неожиданно предложил хозяин, протянув руку за графином.
«С чего бы такое внимание?» — удивился Морозов. На всякий случай он поднял хрустальный графин обеими руками и энергичными круговыми движениями взболтал воду. Опять послышался характерный звук. Краем глаза Борис посмотрел на хозяйку, застывшую в дверях: та не сводила завороженного взгляда с графина, беззвучно шевеля губами.
Что это может быть? Почему они так разволновались? И вдруг в голове Морозова сама собой всплыла вычитанная в книге фраза: «бриллианты чистой воды». Они же так называются, потому что у них почти такой же угол преломления, как у воды.
— Здесь они! — радостно воскликнул он.
Раздался протяжный стон: закрыв лицо ладонями, Конин трясся в беззвучных рыданиях.
Когда из графина осторожно вылили воду через марлю, присутствующие увидели на ней несколько крупных и мелких камешков, которые заиграли всеми цветами радуги. После обыска Конин был доставлен на Петровку, 38.
Наступило утро, а он так и не сомкнул глаз за эту страшную ночь. Город наполнился звуками. В их коридоре послышались голоса. Убрали постели, и задержанным стали раздавать завтраки. Получил свою порцию и Конин, но есть не хотелось. Он попытался обдумать, как вести себя на допросе, но никак не мог сосредоточиться. И вдруг, словно выстрел, короткое: «На выход!» Сгорбившись и волоча ноги, Конин пошел по коридору.
За столом в кабинете следователя его ожидал Нарышкин. Предложив арестованному сесть, сразу перешел к делу: