Итак, Уильяму Манроу понадобилось долгих десять лет, пока он не почувствовал, что преуспел в «усовершенствовании» карандаша, хотя посторонним могло казаться, что «ему помогало его выдающееся мастерство». За эти десять лет ремесленник, бунтовавший против рутины в пору своего ученичества, превратился в настоящего инженера, поскольку его мастерство теперь подкреплялось научными знаниями. Но был ли он действительно «самым лучшим и главным производителем карандашей» — стоит выяснить, опираясь на более объективные, чем воспоминания его сына, оценки.

Разумеется, Манроу не мог обойтись без помощников. Ему нужна была помощь в обращении с двуручной пилой для выпиливания карандашных дощечек из можжевельника. Дощечки доводились до нужной толщины с помощью ручного рубанка, а канавки вырезались поочередно, по одной за раз, по крайней мере поначалу. Такие трудоемкие операции были характерны для производства первых карандашей. Когда в 1819 году Манроу перестал заниматься изготовлением мебели, он продал часть инструментов подмастерьям — Эбенезеру Вуду и Джеймсу Адамсу[180], которые продолжали заниматься обработкой древесины для Манроу.

Со временем Вуд сам стал краснодеревщиком, но не порывал с карандашным производством. Неизвестно, был ли прав Хорис Хосмер, когда утверждал что «голова и руки Вуда помогли Манроу нажить состояние»[181], но, видимо, он действительно изобрел первые машины, которые начали применять в изготовлении карандашей[182]. Его пресс для склеивания карандашей мог одновременно удерживать более полутора тысяч штук, а приспособление для обрезания концов карандашей было столь совершенным, что «его вряд ли можно было дополнительно усовершенствовать или упростить». По-видимому, он изобрел первый в карандашной промышленности станок, с помощью которого можно было одновременно вырезать в дощечках по шесть канавок для грифелей. Вуд также усовершенствовал фрезу для придания карандашам требуемой формы, в том числе шестигранной и восьмигранной[183]. Он не получал патентов на изобретения, и во второй половине XIX века их копии появились у нью-йоркских производителей карандашей. На Парижской выставке 1867 года, где достижения Америки в области машиностроения получили всеобщее признание, золотые медали присудили швейной машине, машине для обметывания петель и машине, которая делала по шесть карандашей за одну операцию.

Но в первой половине XIX века Америка, как и ее карандашная промышленность, еще отнюдь не была наводнена машинами. Эбенезер Вуд, «настоящий джентльмен по виду и поведению»[184], за работой читал стихи, как с теплотой и умилением вспоминал вышеупомянутый «простак» Хосмер. Он же одобрительно заметил, что, таким образом, по крайней мере один из карандашный мастеров, зарегистрированных в качестве таковых в переписи XIX века, имел литературные увлечения. Однако Эбенезер Вуд был не единственным подобным американцем.

Сколько бы ни было в Америке карандашных мастеров, в первой четверти XIX века они уже достигли некоторого мастерства. Эндрю Аллен, торговец канцелярскими принадлежностями в Бостоне, утверждал в каталоге товаров за 1827 год, что «всегда поощрял американских производителей и всегда будет предлагать покупателям отечественные канцелярские изделия хорошего качества»