Как следует из воспоминаний сына, Манроу пришел к выводу, что в сложившихся обстоятельствах хорошим спросом должны пользоваться товары, до той поры производившиеся только за границей. Размышляя по поводу этих дефицитных предметов, он полагал, что «изобретательность… поощряется и хорошо вознаграждается». Сначала он делал наугольники для столяров, «но спрос был ограничен, а конкурентов много». Поэтому Манроу стал думать о производстве чего-то другого, что пользовалось бы постоянным спросом, но что было бы не так легко воспроизвести конкурентам:
Видя, какую цену приходилось платить за простой карандаш, который к тому же было трудно достать, он сказал себе: «Если только я научусь делать простые карандаши, мне не придется опасаться высокой конкуренции, и я смогу кое-чего добиться». Он немедленно приступил к воплощению этой идеи, забросил инструменты, раздобыл несколько кусков графита, молотком разбил их в порошок и отделил мелкие фракции из взвеси, растворенной в стакане с водой. Потом он сделал в ложке свою первую пробную смесь и попытался отлить из нее карандаш. Результат был не слишком обнадеживающим[174].
Писали, что в первых опытах Манроу использовал глину, и что он пытался освоить процесс, изобретенный Конте, работая в комнате, в которую позволялось входить только жене[175]. Но поскольку его сын, написавший воспоминания, не стал заниматься карандашным делом, то вполне возможно, что даже годы спустя он не знал или не понимал значения глины в процессе изготовления грифелей, так как не упоминал об этом. Тем не менее Манроу не скрывал недовольства качеством своих карандашей. Он кое-как зарабатывал на жизнь изготовлением наугольников и мебели, но не прекращал экспериментов. Вот что дальше пишет сын Манроу:
На протяжении двух или трех месяцев его голова была преимущественно занята изобретением способов изготовления простых карандашей; при этом у него не было доступа к какой-либо информации, откуда он мог бы почерпнуть необходимые сведения; он не решался говорить об этом со своими друзьями, а повторяющиеся неудачи порой приводили его в отчаяние. Но в конце концов, раздобыв немного графита лучшего качества и обнаружив на окрестных холмах можжевеловую древесину, казалось бы, совершенно неподходящую, 2 июля 1812 года он отнес в Бостон около тридцати простых карандашей — первых карандашей американского производства, которые, разумеется, были не слишком хороши. Он продал их Бенджамину Эндрюсу, торговцу скобяными товарами на Юнион-стрит, которому ранее продавал наугольники. Эндрюс был активным и предприимчивым человеком, поощрявшим подобные новинки, и он посоветовал Манроу продолжать делать карандаши. Совет совпал с намерениями самого Манроу, и 14 июля он принес в Бостон четыре с лишним сотни карандашей, которые Эндрюс с готовностью взял. Они заключили контракт, по которому Эндрюс обязался покупать у него по определенной цене все, что будет произведено за определенный период времени[176].
Эта история включает в себя изначальный энтузиазм, последующее разочарование, неоднократное крушение надежд, длительную одержимость, необходимость постоянно отвлекаться на другие вещи, полную изоляцию и, наконец, получение продукта, пригодного к употреблению, но далекого от совершенства — все это выглядит как правдивый рассказ о настоящем инженерном подвижничестве, о долгом пути от момента зарождения идеи к грубому прототипу, затем артефакту и усовершенствованному артефакту — пути, столь же изобилующему приключениями, как путешествия Одиссея. Это история исследований и разработок, которую (с учетом необходимых изменений) можно перессказать применительно к другим открытиям, если заменить слова «простой карандаш» на «электрическая лампочка», «паровой двигатель» или «стальной мост». Подлинная история инженерных изобретений очень легко забывается или же не получает должной оценки, особенно со стороны тех, кто пожинает плоды трудов первопроходцев. Это становится очевидно после ознакомления с романтической картинкой, нарисованной Хосмером, человеком, который сам не участвовал в разработке карандаша, а лишь помогал делать карандаши, придуманные другими: