Она слегка прихрамывала, ходила с трудом. Мадам Галлар предоставила нам на целый день «ситроен». Я вообще редко ездила на автомобиле и еще никогда — ради развлечения. Душа моя ликовала, когда я села рядом с Андре и машина с опущенными стеклами покатила по аллее. Мы поехали через лес Ландов по длинной ровной дороге, убегавшей между соснами прямо в небо. Андре ехала очень быстро: стрелка спидометра приближалась к восьмидесяти! Несмотря на ее умение и опыт, мне было страшновато.

— Вы не собираетесь отправить нас на тот свет?

— Нет, конечно! — Андре улыбнулась, вид у нее был счастливый. — Сейчас мне совсем не хочется умирать.

— А раньше хотелось?

— О да! Каждый вечер, засыпая, я мечтала не проснуться. Теперь я молю Бога сохранить мне жизнь, — сказала она весело.

Мы съехали с широкой дороги и медленно обогнули пруды, спавшие среди вереска. Пообедали на берегу океана в пустом отеле — сезон подходил к концу, пляжи были пусты, виллы заперты. В Байонне купили для близнецов плитки разноцветного туррона[33], одну съели сами, медленно обходя клуатр собора. Андре опиралась на мое плечо. Мы говорили о разных клуатрах в Испании и Италии, куда отправимся когда-нибудь, и о других странах, совсем далеких, о больших путешествиях. Возвращаясь к машине, я указала на перевязанную ногу Андре:

— Все равно никогда не пойму, как у вас хватило мужества!

— У вас бы тоже хватило, если б вы чувствовали себя такой затравленной, как я. — Она дотронулась до виска. — У меня от всего этого начались невыносимые головные боли.

— Они прошли?

— Случаются, но гораздо реже. Честно говоря, из-за того, что я не высыпалась по ночам, я злоупотребляла макситоном[34] и колой.

— Больше уже не станете?

— Нет. В Париже будут тяжелые две недели перед свадьбой Малу, но я выдержу.

Мы снова поехали в лес по узкой дороге вдоль берега Адура. Мадам Галлар все-таки умудрилась нагрузить Андре поручением: ей надлежало отвезти молодой фермерше, ждавшей ребенка, детское приданое, собственноручно связанное мадам Ривьер де Бонней.

Андре остановила машину перед красивым домиком в местном стиле на поляне, окруженной соснами; я, привыкшая к арендаторским хозяйствам Садернака с горами помета и ручьями навозной жижи, была поражена опрятностью этой живописной фермы, затерянной глубоко в лесу. Молодая хозяйка угостила нас розовым вином, которое делал ее свекор, открыла шкаф и показала вышитые ею простыни: от них приятно пахло лавандой и донником. Десятимесячный младенец улыбался в плетеной люльке, а Андре забавляла его своими золотыми медальонами — она всегда любила детей.

— Какой активный для своего возраста! — В устах Андре самые избитые штампы утрачивали банальность, настолько ее улыбка и глаза были искренни.

— Этот тоже не ленится, — весело ответила хозяйка, положив руку на живот.

Она была брюнеткой с матовой кожей, как Андре, и схожего с ней сложения; ноги чуть коротковаты, но осанка грациозная, несмотря на беременность. «Когда Андре будет ждать ребенка, она будет выглядеть так же», — вдруг подумала я. Впервые я без уныния представила себе Андре замужней женщиной и матерью семейства. Ее будет окружать красивая блестящая мебель, как здесь, у нее в доме будет хорошо. Но она не станет часами начищать столовые приборы или покрывать пергаментом банки с вареньем, она будет играть на скрипке, и я втайне верила, что она будет писать книги — она ведь так любит книги и так любит писать.