— Что правда, то правда.

— Жаль прерывать ваше милое воссоединение семьи, — вмешивается Хантер, — но мы здесь собрались, чтобы все выяснить о моей. — Он прищуривается, будто готов сбить с ног Мэтью одним взглядом. — Если, конечно, не ты мой отец.

— Нет, — поднимает ладони вверх вервольф. — Хотя, признаться честно, твоя мама была горячей штучкой, и я был бы не прочь сделать ее своей постоянной любовницей.

Судя по выражению лица Хантера, лично он не прочь разбить Мэтью нос или свернуть челюсть.

— Тогда кто?

В отличие от него и Доминика, дядя опускается в кресло.

— В то время я не помню вервольфа, который бы не пытался ухаживать за Ниной. Но она всем отказывала, выбрав работу в доме моего отца. Хотя могла купаться в роскоши и богатстве. Я тоже не был исключением, наверное, ни за одной женщиной так не ухаживал, как за ней, но всякий раз он ускользала. И так до тех пор, пока не познакомилась с Прайером.

— Августом Прайером? — вырывается у меня.

— Нет, — усмехается Мэтью, — Августа тогда даже в проекте не было. С его отцом — Кираном Прайером. Он чем-то покорил ее практически с первого взгляда. Между ними завязался абсолютно типичный роман, который начался внезапно и так же внезапно закончился, когда она забеременела.

— Моя приемная мать сказала, что отец вышвырнул маму, потому что посчитал, что она ему изменила.

— Ты сам вервольф и знаешь, что это чушь, — отрезает Мэтью. — Мы чувствуем своих женщин, чувствуем запах чужого мужчины. Но для всех все было именно так. Ведь у вервольфов и людей не может быть детей.

Я поморщилась.

Потому что почерк был узнаваем. Именно в этом меня пытались убедить старейшины, в том, что мы с Домиником не можем быть вместе.

— Я в курсе этого. — Сложно не восхищаться выдержкой Хантера, я бы, наверное, уже искала бы этого Кирана, чтобы дать по морде за то, как он поступил с матерью, а историк спокоен, и только потемневший взгляд выдает его чувства. — В курсе, что она практически осталась на улице. С деньгами, да, но еще и с сыном-вервольфом и непониманием, что с ней происходит. Но моим отцом может быть кто угодно. Любой вервольф. Почему я должен вам верить?

— Ты можешь никому не верить. — Доминик подходит к своему столу, берет единственную папку, лежащую в центре, и протягивает Хантеру. — Но факты есть факты. Это тесты на ДНК: твой и Прайера. И судя по этим тестам, вы ближайшие родственники.

Хантер рассматривает бумаги долго, словно не может поверить своим глазам, и я впервые вижу его настоящего, а не того, кого он хочет показать миру. Более открытого, уязвимого. Это длится несколько мгновений, потом он снова становится привычным Хантером.

— Почему он это сделал? — Вопрос риторический, но неожиданно Доминик спрашивает:

— Почему бы не спросить у него самого? Тем более что для этого достаточно переместиться в конференц-зал далее по коридору.

Только сейчас я вспоминаю о том, что отец Августа тоже один из старейшин, а старейшины здесь. Ну конечно же! Доминик сделал это специально, позвал их.

Хантер приходит в себя первым: не говоря ни слова, он выходит из кабинета. Мэтью с довольным видом шустро направляется следом. Понятно почему, у него свой клык на старейшин.