- А что будет ещё и последний? - поинтересовался я.

- Имею в виду дорогу к жилухе^>2. На оленях в апреле мы тебя доставим в Эссей, а оттуда ты махнёшь на Колыму!

- Куда?! - чуть не закричал я.

- На Колыму, дружище, на Колыму. И не удивляйся, такова твоя воля.

- Моя воля?! Эдак ты меня скоро на Аляску отправишь!

- На Аляску - нет. На Аляске тебе ещё пока делать нечего. Хотя, кто знает, кто знает... - загадочно улыбнулся хранитель.

- А почему ты говоришь, что это моя воля? Я что кого-то упрашивал, чтобы меня этапом отправили?

- Но ведь ты стремишься получить не изгаженное системой подлинное знание, не так ли?

- Так-то оно так...

- Но на Колыму ты не хочешь?

- Да хочу я, хочу! Всю жизнь мечтал побывать на Инди­гирке, Колыме, Алазее... Если есть там такие, как ты, я туда пешком отправлюсь!

- Пешком не надо, на это есть транспорт. Пешком мы сейчас пойдем, точнее, на лыжах. Ты, я вижу, уже позавтракал. Так что я жду тебя за дверью, - и старик, накинув верхнюю одежду, закрыл за собою дверь. Через несколько минут, захватив с со­бою заряженный браунинг и котомку со скудной едой, я вышел на улицу.

- Ну ты и кишка, - показал на рюкзак хранитель. - Совсем я тебя испортил. Ещё недавно ты мог лапу сосать неделями, - покачал старик головой. - Вот так всё человечество: главное для него комфорт, а всё остальное потом...

От слов волхва мне стало стыдно. Получается, что я проя­вил глупую инициативу, и теперь старый надо мною подтруни­вает. Я решил сбросить рюкзак, но Чердынцев меня остановил:

- Оставь, - улыбнулся он мне, - будет чем собак побаловать. Их берём с собой.

Облегчённо вздохнув, я надел лыжи, и в непроглядной тьме мы двинулись в неизвестность. Как старик мог ориентировать­ся в полной темноте, я не понимал. Он шёл впереди меня, и было видно, что полная темнота и слепящий глаза снег для него не помеха. На фоне сугробов я еле различал его фигуру, среди деревьев она вообще исчезала, и я двигался наугад по лыжне и на каком-то шестом чувстве.

Прошло около трёх часов. Наконец стало светать. С рассве­том пурга стала ещё сильнее. На прогалах ^>3 боковой ветер ва­лил с ног. Но старый этому только радовался. Когда он падал или садился на снег, то подзывал к себе собак и, схватив кого-нибудь из них за загривок, со смехом вставал на ноги. Старый играл с порывами ветра, со своим детищем - ураганом, кото­рый валил сушины^>4 и завывал подобно стае голодных волков. Я смотрел на эту игру и не переставал удивляться.

«Сколько в моём друге молодости, - думал я. - По сравне­нию с ним я уже старик. Ничему не удивляюсь, ничему не ра­дуюсь. Что со мною? Неужели во мне что-то сломалось?»

- Не хандри! - услышал я сквозь порыв ветра. - Всё будет так, как надо... Видишь, какая буря, любо-дорого посмотреть.

- Зачем ты её организовал? Неужели мало тебе снегопада? - прокричал я сквозь вой ветра и грохот падающей сушины.

- Мало! - поднял руки к небу старик. - Ядро урагана сейчас над нами. Это такая крыша, которую им не преодолеть! - до­летел до меня голос дедушки.

И я увидел, что хранитель, глядя в серое пепельное небо и летящий снег, смеётся.