Честно говоря, я мог бы успеть ее остановить, просто сделав шаг вперед и перекрыв траекторию удара плечом. Но я не хочу. Сильнее, чем я сам хочу оторвать ему руки и ноги, это хочет сделать она, но из нас двоих, пожалуй, даже в моем испепеленном злостью чувстве сострадания еще осталось что-то живое. А вот у нее - вряд ли. Поэтому, хоть я и физически сильнее, ее удар доставляет ему больше страданий, потом что задевает больше и глубже, до самой гордости и немощности.

Когда Мад’а бьет его нова и снова, словно видит перед собой не человека, а тренировочный боксерский снаряд, я просто наблюдаю за всем этим. Без эмоций. Без жалости. Лишь изредка отмечая, что голова Лакса начинает беспомощно «кататься» назад на тонкой и сухой шее. И что если лунница не умерит пыл в ближайшее время - Лаксу будет очень тяжело выбраться из этой передряги живым. Не то, чтобы меня это заботило, но до определенного момента, о котором мы договорились заранее, я бы предпочел видеть этого ублюдка хотя бы условно живым.

К счастью, Мад’а останавливается сама. И быстро отступает, как будто осознает, что если задержится рядом еще хоть на секунду - последствия могут быть необратимыми.

— Вот, - протягиваю ей свой носовой платок, когда она потирает запястье - и на сбитых костяшках отчетливо проступает следы крови.

— Благодарю. - Она быстро перевязывает ладонь, пару раз сжимает и разжимает пальцы. - Простите, юноша. Я… слишком долго этого ждала.

Понимающе киваю - и какое-то время мы оба смотрим на стонущего Лакса, нос и рот которого заливает темная слюна. Отвратная картина - в других обстоятельствах я не нашел бы в ней ничего радующего глаз, но сейчас она будит во мне определенное низменное ликование.

Через пару минут Лакс все-таки возвращает силы и кое-как удерживает голову вертикально, пытаясь рассмотреть нас заплывшими в свежих синяках глазами. При этом его лицо так кривится, будто вместо двух людей подонок видит всадников апокалипсиса. Что, впрочем, лично для него может быть чем-то из одной стихии.

— Вы оба… - ему едва хватает сил разжимать губы, - … за это… поплатитесь.

— Может, врезать ему еще раз? - интересуюсь у своей спутницы - и она тут же кивает. Но когда поднимаю руку - успевает придержать мой локоть.

— Я хочу, чтобы он рассказал правду. Разве мы здесь не для этого?

Откуда-то в ее руке появляется маленький диктофон - небольшая стальная штука, едва ли больше спичечного коробка. Я даже не сразу понимаю, что это, пока не замечаю характерную череду отверстий микрофона на одной из граней. Мад’а присаживается переде ним - и я хорошо вижу, как брезгливо дрожат крылья ее носа. Отчасти потому, что и я чувствую то же самое - глубокое отвращение от одной мысли, что приходится находиться рядом с этой падалью.

— Анна Шубина, - спокойно говорит лунница, и в моей памяти всплывает фото бледной девчушки в спортивной форме и с еще нескладными, слишком крупными коленями на тонких ногах. - Повтори. Ее. Имя.

— Я не…

— Повтори! - рявкает Мад’а - и Лакс втягивает голову в плечи, как старая тухлая черепаха.

— Шубина, - едва шамкает в ответ.