Мне нужно было выманить Лакса на свою территорию. В то время, которое нужно мне.
А сделать это можно было только одним способом - заставив этого ублюдка прийти самому. Сделать так, чтобы его поганые мозги закоротило. И тут пригодились их с Ш’Иреном дебаты. Как говорил дьявол в одном известном голливудском фильме: «Тщеславие - мой любимый грех». И мой - тоже. Я хотел бы сказать, что Лакс собирался влететь в мой офис и устроить мне демонстрацию своего Дара, а заодно - напомнить о нашем «договоре» и опозорить на весь лунный мир, но это не так. Единственное, чего жаждало его уязвленное эго и разбитая гордость - указать, где мое место. Поэтому его мозги не работали. Ни капли. И поэтому он сам примчался к моему офису.
Где его уже ждали, «оприходовали» и увезли в неизвестном направлении.
А когда завтра ко мне явятся полицейские и попросят предъявить им записи камер слежения, то увидят, что как раз тогда, как раз в те пять минут, служба безопасности проводила плановую перезагрузку систем - и камеры, увы, были выключены. И во всех прошлых записях они увидят аналогичные проверки каждые полгода, в тот же день, в то же время.
Комар носа не подточит.
И уж тем более никому и в голову не взбредет искать связь между мной - бывшим неудавшимся политиком - и вдовой-отшельницей, эксцентричной миллионершей и одиночкой. При всем желании, но цепочку, которая могла бы нас связывать, составить еще сложнее, чем провести логическую связь между словами «Вселенная» и «криль».
Когда мы заходим в маленький кабинет с потрескавшимися стенами и парой диванчиков, Лакса пихают на один из них. Он так обескуражен, что даже не сопротивляется - только безумно вращает глазам и изредка щурится, как будто пытается навести резкость зрения. Неудивительно, после такого-то хука правой.
— Что я… - мямлит Лакс, но остаток фразы тонет в сухом лающем кашле.
Никто из нас не спешит ему помогать. Я шкурой чувствую, что нас с лунницей в эту минуту связывает молчаливое и почти приятное чувство понимания того, как одна тварь, которая не должна топтать землю, уже начинает испытывать боль и страдания.
— Что происходит?! - наконец, выплевывает Лакс, и его слова действительно похожи на противный собачий лай. Так бывает, когда пес слишком долго лает, а хозяин не делает ничего, чтобы успокоить животное, и под конец животное лает как на издыхании. - Ты?!
Его взгляд устремляется на меня, и на лице проскальзывает что-то, что я назвал бы тяжелой мыслительной деятельностью, попытками найти и прощупать связь между им, мной, дорогой в багажнике автомобиля и женщиной, которая едва не выбила ему зубы. И если первая часть цепочки понятная и лежит на поверхности, то с Мад’ой он явно теряется.
— Привет, Лакс, - пытаюсь изображать агрессивное дружелюбие, но оно получается слишком агрессивное. Лакс даже пытается пятится назад, насколько это вообще возможно, сидя на диване. - Как видишь, наша встреча состоялась.
— Я не понимаю, что происходит, - снова, словно заевшая пластинка, повторяет он. - Кто эта сумасшедшая и почему она…
Я успеваю заметить взмах руки лунницы.