– Да неужели? – улыбнулась я. – Мне и одной вполне неплохо.

– О, Эдуард совершенно прав. Вы ведь не хотите быть ему обузой. И вы почти не знакомы с людьми его круга. Почему бы мне не составить вам компанию? Оказать Эдуарду любезность. Я буду счастлива это сделать.

Эдуард просиял от удовольствия.

– Вот и чудненько! – воскликнул он. – Две мои любимые дамы на прогулке. Тогда хочу пожелать вам обеим хорошего дня. Софи, дорогая, я вернусь домой к ужину.

Он повернулся и направился в сторону улицы Сен-Жак.

Мы с Мими посмотрели друг на друга, глаза у нее были точно две льдинки.

– Как мило, – сказала она. – Ну что, пойдем пешком?

Площадь Вогезов,

2002 год

Они распланировали, как проведут утро. Ленивый подъем, завтрак в кафе «Гюго» на площади Вогезов, поход по магазинчикам и бутикам Второго округа, возможно, прогулка по набережной Сены с остановкой у букинистического развала. Дэвид исчезнет после ланча, чтобы успеть на встречу продолжительностью часа два, не больше; и пока он будет решать деловые вопросы, она воспользуется великолепным спа-салоном в «Рояль Монсо». Днем они встретятся в баре, чтобы выпить по коктейлю, а затем расслабятся за обедом в местном ресторанчике. И день спасен. Она будет крайне милой. Само понимание. Ведь как ни крути, супружество – это в первую очередь великое искусство компромиссов. Проснувшись, она успела повторить это уже несколько раз.

А затем во время завтрака зазвонил телефон Дэвида.

– Голдштейны, – говорит она, когда он заканчивает разговор. Ее тартин лежит нетронутым на тарелке.

– Планы изменились. Они хотят встретиться со мной прямо с утра в своем офисе возле Елисейских Полей. – Она не отвечает, и тогда он накрывает ее руку своей и говорит: – Мне реально жаль. Это займет самое большее два часа. – (Она теряет дар речи. От обиды на ресницах дрожат крупные горькие слезы.) – Я понимаю. И постараюсь подстроиться под тебя. Это просто…

– …более важно.

– Лив, это наше будущее.

Лив смотрит на Дэвида, отлично понимая, что на ее лице сейчас нет ничего, кроме разочарования. И злится еще больше из‑за того, что ведет себя как последняя стерва. Он сжимает ее руку:

– Да ладно тебе, любимая! Зато ты сможешь заняться чем-то, что мне было бы не слишком интересно, а я приду и встречу тебя. Тут не так уж трудно убить пару часов. Ведь это Париж.

– Конечно. Просто я не предполагала, что мой медовый месяц – это пять дней в Париже, в течение которых мне придется ломать голову, как убить время.

В его голосе сквозит легкое раздражение:

– Прости. Но у меня не та работа, от которой можно так легко отключиться.

– Куда уж там. Ты вполне ясно дал мне это понять.

Вечер в «Куполь» накануне прошел примерно в том же духе. Они с трудом находили безопасные темы для беседы, вымученно улыбались, более того, во время разговора каждый из них волей-неволей вел мысленный диалог со своим визави. Когда Дэвид открывал рот, Лив непроизвольно морщилась, чувствуя неуместность его слов. Если же он молчал, она гадала, думает ли он сейчас о работе. И уже в номере, лежа в кровати, Лив демонстративно повернулась к мужу спиной. Она находилась на грани нервного срыва, и ей было не до супружеских ласк. Но когда он даже не предпринял попытки ее обнять, она сразу запаниковала.