Залы начинают активно заполняться посетителями. Мимо нее проходит группа школьников под предводительством неестественно оживленного смотрителя музея. Они останавливаются перед «Завтраком на траве», и он машет детям рукой, чтобы садились.

– Смотрите! – восклицает он по-французски. – Мане накладывает мокрую краску на мокрую краску. Надо сказать, импрессионисты были первыми, кто использовал подобную технику, чтобы вот так сдвигать цвета… – Он широко расставляет руки. Дети в восторге. Компания взрослых посетителей останавливается послушать. – Но на выставке эта картина вызвала настоящий скандал. Грандиозный! Почему на дамах нет даже нижнего белья, а мужчины полностью одеты? Ну-с, как думаете, молодой человек?

Лив нравится, что во Франции восьмилетние дети спокойно вовлекаются в дискуссию о наготе. Ей нравится то уважение, с которым обращается к ним смотритель музея. И ей в очередной раз хочется, чтобы Дэвид был рядом, ведь она точно знает, что ему это тоже понравилось бы.

Но буквально через несколько минут залы уже плотно заполнены людьми, и здесь теперь яблоку негде упасть. Она то и дело слышит английскую речь. Англичане, американцы. По какой-то непонятной причине ее это раздражает. Ее вообще начинают раздражать самые незначительные вещи. Тогда Лив поворачивает назад, проходит один, два зала, мимо серии пейзажей и наконец оказывается в залах с картинами менее известных мастеров, где посетителей практически нет. Она замедляет ход, пытаясь уделить этим второстепенным художникам такое же внимание, что и прославленным живописцам, хотя ничто здесь не вызывает у нее особого интереса. Она собирается попробовать поискать выход, но неожиданно оказывается перед небольшой картиной маслом и невольно замирает. Возле стола с остатками трапезы – рыжеволосая женщина в белом платье, а скорее, в чем-то вроде неглиже, трудно сказать. Она стоит, повернувшись боком, и половина ее лица хорошо видна. Взгляд женщины направлен на художника, но она не смотрит ему в глаза. Ее плечи слегка поникли то ли от плохого настроения, то ли от напряжения.

Надпись под картиной гласит: «Жена в плохом настроении».

Лив смотрит на полотно, словно вбирая в себя необычную прозрачность обращенного к зрителю глаза женщины, алые пятна на ее лице, поворот тела, свидетельствующий о едва сдерживаемой ярости и одновременно о покорности. И неожиданно Лив приходит в голову: «Боже мой! Ведь это же я».

Мысль, случайно пришедшая в голову, теперь там вполне прочно укоренилась. Лив хочется отвернуться, но она не в силах. Ей не хватает воздуха, словно ее ударили под дых. Картина не только интимная, но и тревожащая. «Мне двадцать три года, – думает Лив. – И я вышла замуж за человека, поместившего меня на задворки своей жизни. Я стану вот такой печальной, озлобленной женщиной, жаждущей его внимания и дующейся, не получив искомого. Женщиной, которая делает все сама и старается получить максимум возможного в данных обстоятельствах».

Она живо представляет себе будущие поездки с Дэвидом; она будет рассматривать путеводители с рассказами о местных красотах, стараясь выглядеть не слишком разочарованной, когда у него, увы, в очередной раз появятся важные дела, которые он не сможет отложить.