– Ну, в общем и целом…

– Да, скромность не принадлежит к числу твоих добродетелей!

Опять звонок. На сей раз это уже был Котя.

– Кирочка, Кузенька моя, поздравляю тебя и желаю тебе такого замечательного мужа, как я! И Дарью поздравь! Кстати, дозвониться к вам, дамы, просто немыслимо!

– Вероятно, из Хайфы труднее дозваниваться.

– Из Хайфы? А ты почем знаешь? У вас там что, отделение Моссада? Нет, правда, Кузя, откуда ты знаешь?

– Вера звонила меня поздравить.

– Ого! Вот это победа! Сейчас расскажу Лазарю, то-то он удивится! Я им тут уже все уши прожужжал про тебя, они жаждут с тобой познакомиться…

Боже мой, я считала, что эта поездка будет отдыхом, а я чувствую себя как белка в колесе. Марат – с его раскаянием и отцовством, Котя – с его любовью, стремительно плодящиеся родственники… Вот, мне уже необходимо знать, где Котя, чтобы быть спокойной, душа и тело тянутся к нему, но где-то в глубине души шевелится то ли любовь, то ли жалость, то ли неизжитая обида на Марата… Как говорят, без пол-литра не разберешься. А может, мне сегодня вечером просто напиться и тогда все проблемы отпадут сами собой?.. Нет, ничего не выйдет, во-первых, я напивалась раза три в жизни, а во-вторых, не стану же я портить праздник дочке.

– Мамуля, уже два часа! Пора заняться красотой. Давай-ка я тебе налью ванну, у меня есть роскошная тонизирующая соль – полежишь четверть часа и будешь как новая!

– А ты?

– А что я? Мадам, вы забываете о небольшой разнице в возрасте! Мне достаточно принять душ.

– А зачем же тебе эта соль?

– Мне ее подарили. Кстати, заберешь в Москву, мне она без надобности.

После действительно очень приятной ванны Дашка сделала мне маникюр – она успела в Израиле освоить эту специальность, – а потом занялась моими волосами. Это мы с нею обе любили. Она всегда считала, что я причесываюсь кое-как, не тщательно, и, когда было время, мы с нею играли в парикмахерскую. Она колдовала надо мной с разными щетками и расческами, и результат всегда был превосходный. Дашка готова была уже заняться моим макияжем, но тут я воспротивилась.

– Нетушки, мои детушки! Я сама, а то, я знаю, ты мне такое нарисуешь!

– Мамуля, я только хотела, чтобы ты была на уровне последних веяний!

– Это с лиловыми тенями и с кольцом в носу? Нет, я уж как-нибудь по старинке!

– Да ладно, мамсик, не бурли! Рисуй сама что хочешь! Но когда будешь одеваться, позови меня! Кстати, может, первый пирог уже сунуть в духовку?

– А который час?

– Три.

– Нет, еще рано, через полчасика.

Итак, я стала «делать лицо». Как ни странно, с годами я употребляю все меньше косметики. Помню, в ранней юности мы с Алевтиной мазались так, что штукатурка с лица сыпалась! Страшно вспомнить, как мы, шестнадцатилетние идиотки с прекрасной молодой кожей, сперва наносили только что появившийся в продаже немецкий крем-тон, потом глубоко отечественную жидкую пудру, а сверху еще сухую. На верхних веках рисовали стрелки и накладывали голубые тени. И были уверены, что иначе просто не может быть! Дурацкое время – юность! Вот уж не хотела бы вернуться в те годы! Лучший женский возраст – сорок лет. Ты уже умная, все знаешь, все понимаешь и еще все можешь! Комплексы отпадают, как пересохшая шелуха, и ты кума королю! А если ты хорошо сохранилась, то, при определенных условиях, можно довольно долго длить этот прекрасный возраст – за сорок! Тебя уже не проведешь на мякине, правда, только при условии, что ты не влюблена как полоумная. Тогда, конечно, хуже. От любви в любом возрасте дуреешь. Но я ведь не влюблена как полоумная? В Котю я влюблена, да, безусловно, но сказать, что как полоумная… Но не влюблена же я в Марата, в самом-то деле? Тогда что? Что со мной творится? Почему меня бросает то в жар, то в холод? Почему я то на седьмом небе, то словно лечу с гор, не зная, во что вляпаюсь внизу? Впрочем, понять, отчего я чувствую себя на седьмом небе, не так уж сложно – в моей жизни появился Котя и наконец исполнилась заветная мечта утереть Марату нос. А вот отчего я куда-то несусь…