За прилавком, за дубовыми дверями, скрывалась настоящая аптека — с типичным для аптеки содержимым: не обошлось тут, конечно, без тысячи ящичков, в избытке имелись баночки и бутылки темного стекла, латунные ступки, а также весы. С бревенчатого потолка свисал на шнуре высушенный уродец, стандартная декорация чародейских мастерских, аптек и шарлатанских домишек — сирена, полуженщина-полурыба, в действительности оказывавшаяся препарированным скатом. Соответственно разделанная, разложенная на доске и высушенная рыба действительно обретала «сиренью» внешность — ноздри изображали глаза, а выломанные хрящи плавников — руки. Фальшивки изготовляли в Антверпене и Генуе, куда скаты попадали от арабских купцов или предприимчивых португальских моряков. Некоторые были выполнены так искусно, что только с величайшим трудом их удавалось отличить от реальных морских сирен. Однако существовал безотказный критерий аутентичности — реальные сирены были по меньшей мере в сто раз дороже подделок и ни одна аптека была не в состоянии их купить.

— Антверпенская работа. — Шарлей глазом знатока оценил высушенную мерзость. — Я когда-то сам загнал несколько подобных. Шли запросто. Во Вроцлаве в аптеке «Под золотым яблоком» одна висит до сих пор.

Бенеш Кейвал с интересом взглянул на него. Единственный из магиков «Архангела», он не был университетским сотрудником. И даже не обучался там. Аптеку он просто унаследовал. Однако был он несравненным фармацевтом и мастером приготовления лекарств — чародейских и обычных. Его специальностью был афродизиак из истертых в порошок пластинчатых грибов, орешков пинии, кориандра и перца. Шутили, что после употребления этого препарата даже покойник с катафалка соскакивал и вприскочку мчался в бордель.

— Проходите, господа, в заднюю комнату. Все уже там. Ждут вас.

— А ты, Бенеш? Не пойдешь?

— Хотелось бы, — вздохнул аптекарь, — но мое место за прилавком. Люди приходят непрерывно. Предсказываю скверную судьбу этому свету, если в нем столько больных, болезненных и осужденных на лекарства.

— А может, — усмехнулся Шарлей, — это всего лишь ипохондрия?

— Тогда могу предсказать этому свету еще более худшую судьбу. Поторопитесь, господа. Да, Рейневан, осторожнее с книгами.

— Буду осторожен.

Из аптеки выход вел во двор. Зеленый от мха колодец насыщал воздух нездоровой влажностью, ему активно помогал в этом осеняющий стену сучковатый куст черной бузины, вырастающий, казалось, не из земли, а из кучи подгнивших листьев. Куст прекрасно маскировал небольшую дверцу. Дверная коробка была почти целиком затянута паутиной. Толсто и густо. Было ясно, что сквозь эту дверь никто не проходил долгие годы.

— Иллюзия, — спокойно пояснил доктор Сватоплук, погружая руку в дебри паутины. — Иллюзорная магия. Впрочем, простая. Прямо-таки школьная.

Дверь, стоило ее толкнуть, отворилась внутрь — вместе с иллюзорной паутиной, выглядевшей после того, как дверь открыли, словно вырезанный ножом шмат толстого войлока. За дверью была винтовая лестница, ведущая вверх. Ступени были крутые и настолько узкие, что поднимающиеся по ним никак не могли избежать того, чтобы не испачкать плечи штукатуркой со стен. Через несколько минут подъема оказывались перед очередной дверью. Эту уже никому не хотелось маскировать.