— Прежде чем мы войдем, — Рейневан снова остановил Шарлея, — еще вот что. Просьба. Очень прошу тебя сдерживаться.

Шарлей топнул, чтобы оторвать от башмака остатки кучи, на первый взгляд, вроде бы собачьей, хотя уверенности не было, кругом вертелись и дети тоже.

— Мы, — проговорил с нажимом Рейневан, — кое-что должны Самсону.

— Во-первых, — Шарлей поднял голову, — ты это уже говорил. Во-вторых, это не подлежит сомнению. Он наш друг, этих слов вполне достаточно.

— Я рад, что ты так к этому подходишь. Веришь или не веришь, сомневаешься или нет, но смирись с фактом. Самсон заперт в нашем мире. Он словно инклюз заключен в чуждую ему телесную оболочку, согласись, не самую лучшую. Он делает все, чтобы высвободиться, ищет помощи… Быть может, наконец найдет ее здесь, в Праге, «Под архангелом», быть может, именно сегодня… Потому что как раз…

— Потому что как раз, — с легким признаком нетерпения прервал демерит, — прибыл из Зальцбурга и остановился «Под архангелом» всемирной славы магик, magnus nigromanticus[43]. То, что не удалось пражским колдунам, быть может, удастся ему. Ты об этом уже говорил. По меньшей мере несколько раз.

— А ты всякий раз фыркал и строил ехидные мины.

— Это у меня непроизвольно. Так я реагирую, когда слышу о магии, об инклюзах…

— Поэтому я прошу тебя, — довольно резко отрезал Рейневан, — сегодня сдержать свои порывы. Чтобы ты, помня о дружбе с Самсоном, не фыркал и не строил мин. Обещаешь?

— Обещаю. Не буду строить мин. Лицо мое — камень. Ни разу, пусть накажет меня Бог, не рассмеюсь, когда речь пойдет о чарах, о демонах, о параллельных мирах и бытиях, об астральных телах, о…

— Шарлей!

— Молчу. Заходим?

— Заходим.

В аптеке было темно, ощущение мрака усиливал цвет обивки и мебели; когда входишь с солнца, как они сейчас, несколько мгновений не видишь абсолютно ничего. Можешь только стоять, моргать и вдыхать тяжелый запах пыли, камфоры, мяты, меда, амбры, селитры и скипидара.

— К вашим услугам, милостивые государи… К услугам… Ваши милости желают?

Из-за прилавка — точно так же, как год назад, в день усекновения главы Иоанна Крестителя, проявился, поблескивая в полумраке лысиной, Бенег Кейвал.

— И чем же? — спросил он точно так же, как тогда. — И чем же я могу служить?

— Cremor tartari [44], — равнодушно спросил Сватоплук Фраундинст, — у вашей милости есть?

— Cremor, — аптекарь потер лысину, — tartari?

— Именно. Кроме того, мне нужно немного unguentum popu-leum[45].

Рейневан от изумления сглотнул. Из того, что он услышал, было ясно, что Сватоплук Фраундинст должен был быть в аптеке «Под архангелом» посетителем знакомым и уважаемым, а меж тем лысый аптекарь, казалось, делал вид, будто встречает его впервые в жизни.

— Есть unguentum, свежеприготовленный. А вот с crenor tartari сейчас туговато… Много надо?

— Десять драхм.

— Десять? Ну, столько-то, возможно, найдется. Поищу. Входите, господа, внутрь.

Лишь гораздо позже Рейневан узнал, что приветственный ритуал, с виду идиотский, был вполне обоснованным. Конгрегация аптеки «Под архангелом» действовала в глубокой тайне. Если все было в порядке, то посетитель просил два, всегда два лекарства. Если просил одно, это значило, что его шантажируют либо за ним следят. Если в самой аптеке была засада и ловушка, Бенеш Кейвал сказал бы, что они смогут получить только половину из запрошенных количеств.