Рейневан заморгал, ослепленный светом свечей, больно режущим глаза после долгого пребывания в темнице. Кроме князя, в комнате были еще люди. Он знал только Боршнитца.

— Хоть преступления твои тяжелы и требуют строжайшей кары, — князь поигрывал стилетом, — я решил дать тебе шанс. Чтобы ты хоть чуточку искупил свои прегрешения, раскаянием заслужил Божью милость. Иисус за нас страдал, а Бог милосерден, отпускает грехи и очищает от любой греховности. Даже «если будут грехи ваши, как багряное, говорит Господь, как снег убелю»[301]. На заступничество Иисуса и милосердие Господа нашего может рассчитывать каждый, даже такой отщепенец, богохульник, колдун, извращенный паршивец, крысиный помет, незаживающая язва, мусор, ошметчик, сукин сын и собачий кутас, как ты. Однако условием является раскаяние и исправление. Я дам тебе возможность исправиться, Рейнмар Беляу.

Гуситы, — Ян Зембицкий бросил стилет на покрывающую стол карту, — все еще не решаясь штурмовать Клодзк, залегли сторожевым лагерем к югу от города, неподалеку от деревни Регенсдорф, у самого Междулевского тракта. Ты знаешь, где это, правда? Поедешь туда. Краловец знает тебя и доверяет, значит, послушает. Ты уговоришь его свернуть лагерь и пойти на север. Искусишь его какой-нибудь ложью, обещанием богатой добычи, возможностью сокрушительного удара по епископским войскам, возможностью взять живым в плен самого епископа… Впрочем, твое дело, какой ложью ты его убедишь. Важно, чтобы он отправился на север, через Шведельдорф и деревню Рощицы в долину Счинавки и дальше — на Новую Руду. Разумеется, гуситы так далеко не уйдут. Мы займемся ими… раньше. Однако важно… Ты меня слушаешь?

— Нет.

— Что?

— Тебе не сделать из меня предателя.

— Ты уже и так предатель. Теперь только сменишь стороны.

— Нет.

— Рейневан, ты знаешь, что можно сделать с человеком при помощи раскаленных щипцов и кипящей смолы? Я скажу тебе: можно так долго припекать бока, что внутренние органы станут видны из-за ребер.

— Нет.

— Герой, да? — Ян Зембицкий махнул рукой. — Не предаст? Даже если его затащить в палаческую? А что будет, если окажется, что туда затащили вовсе никакого не героя? Что припекать бока станут кому-то другому? А героя заставят на это смотреть?

Помертвевший и совершенно парализованный угрозой Рейневан знал еще прежде, чем князь махнул рукой. Знал, прежде чем слуги затащили в комнату Ютту. Бледную и даже не сопротивляющуюся.

Князь Ян жестом приказал подвести ее ближе. Если до этого Рейневан еще тешил себя надеждой, что феодал не осмелится ни держать в темнице, ни оскорблять дочь Апольды, что не сделает чего-то скверного шляхтичке, девушке из рыцарского рода, то теперь выражение лица и глаз князя развеяли его надежды и рассеяли их как пыль. Плотоядно-жестоко ухмыляющийся Ян Зембицкий коснулся щеки Ютты, девушка резко отдернула лицо. Князь засмеялся, потом встал позади нее, резким движением сорвал с плеч котегардию и рубашку, на глазах вырывающегося у слуг Рейневана сжал руками обнаженные груди. Ютта зашипела и рванулась. Напрасно. Ее держали крепко.