Целью Пухалы была деревня Берздорф, Грангия Генриковского монастыря. Сам монастырь защищала зембицкая договоренность. Желая одним махом пустить с дымом княжеский фольварк в Остренжной и каким-то чудом уцелевшую церквушку в Вигансдорфе, но при этом не очень отстать от резво идущего на Нису войска, Добко разделил отряд на три боевые группы. Рейневан и Самсон остались при командире. Шарлей в мероприятии участия не принял, он страдал поносом, да таким жестоким, что ему не могли помочь даже магические лекарства.

Ехали напрямую, через овраги, по дну которых текли ручьи, притоки Олавы, несущие темную от торфа воду через каменные перевалы и завалы из старых стволов. У одного из таких ручьев Рейневан увидел Прачку[271].

Ее не заметил никто, кроме него и Самсона. Она же, хоть отряд переходил поток всего-то в двухстах шагах от нее, вообще не подняла головы. Она была очень тонкая, худобу тела дополнительно подчеркивало облегающее платье. Лица Рейневан не видел — оно было скрыто очень длинными, прямыми, темными, ласкаемыми медленным течением волосами, падающими до самой воды, над которой она стояла на коленях.

В восково-белых, погруженных по локти руках она держала рубашку или гезло, ритмично растирая ее и отжимая кошмарно медленными движениями. Из гезла, словно дым, выделялись пульсирующие облачка крови. Кровь текла по воде, окрашивая ее в темно-красный цвет, розовой пеной омывала ноги коней.

Повеял ветер, резкий, злой ветер, начал шевелить уже зеленые ветки, сорвал со склона яра облако засохших прошлогодних сорняков. Рейневан и Самсон зажмурились. Когда открыли глаза, видение исчезло.

Но по воде все еще текла кровь.

Они некоторое время молчали.

— Едем, — наконец откашлялся Самсон. — Или возвращаемся?

Рейневан не ответил, кольнул коня шпорой, следуя за Пухалой и поляками, уже скрывающимися среди зеленеющих ольх.

В следующем яру они наткнулись на засаду.

С противоположного склона из зарослей грохнули выстрелы, звякнули тетивы, на поляков посыпался град пуль и болтов. Вскрикнули люди, завизжали кони, некоторые встали на дыбы и упали вниз, на дно яра. В том числе и конь Самсона.

— Прячься! — рявкнул Пухала. — С коней — и прячься!

Заросли снова запели тетивами, снова зашипели болты. Рейневан почувствовал удар в бок, такой сильный, что свалился на землю, неудачно, на устланный мокрыми листьями склон. Листья были скользкие, как мыло, он съехал по ним на дно и только там, пытаясь встать, увидел торчащее под ключицей оперение болта. Господи, только бы не артерия, успел он подумать, прежде чем потерял способность двигаться.

Он видел, как Самсон выбирается из-под убитого коня, как поднимается, встает. И как падает с окровавленной головой, еще прежде, чем прозвучал гул выстрелившей из зарослей ручницы.

Рейневан крикнул, крик заглушил очередной залп пищалей. Яр полностью затянуло дымом. Свистели болты. Выли раненые.

Хоть руки и ноги у него были словно соломенные, а любое движение вызывало приступы боли, Рейневан подполз к Самсону. Вокруг головы гиганта уже успела разлиться большая лужа крови, однако Рейневан видел, что пуля только задела кожу. Череп, подумал он, череп может быть поврежден. Черт побери, даже наверняка поврежден. Его глаза…