– Ну все, Виталий Федорович, – успокаивающим тоном начал Гордеев, – я думаю, на сегодня достаточно. Отдыхайте, старайтесь держаться молодцом, а мы со своей стороны сделаем все, что от нас зависит. Если вспомните что-нибудь существенное, то знаете, как меня найти.
– Слушайте, Юрий Петрович, я кое-что уже вспомнил.
– Да? Очень хорошо. Ну так говорите же.
– Незадолго до гибели Володи я видел его в «Метрополе» в компании одного важного типа. Его фамилия Пашкевич. Это наш общий коллега по Военно-промышленной комиссии. Фигура, надо сказать, чрезвычайно засекреченная. Во всяком случае, до недавнего времени, сейчас не знаю. Они с ним что-то горячо обсуждали. Я не подслушивал, но до моего слуха помимо воли дошел некоторый смысл. Он касался именно того нового проекта, о котором вы меня расспрашивали.
– Вот это уже интересно. Этого Пашкевича можно найти?
– Попробуйте. У меня даже имеется номер его домашнего телефона. – Проскурец извлек из кармана пиджака записную книжку в черном переплете. – Вот. Пашкевич Евгений Павлович. У него, я надеюсь, вы получите наиболее исчерпывающую информацию.
Гордеев заглянул в раскрытый блокнот и аккуратным почерком списал номер в свой адвокатский органайзер. Затем, вспомнив о запланированной на сегодня встрече с Костей Булгариным, посмотрел на часы. Они показывали без четверти три.
– О, мне пора.
– Подождите, Юрий Петрович, – сказал Проскурец, – мы еще не все утрясли.
Гордеев бросил на него вопросительный взгляд.
Проскурец положил на колени кожаный кейс, щелкнул никелированными замками и вручил Гордееву пластиковую коробочку черного цвета. Сотовый телефон! Удобный, округлой формы корпус размером не больше солнцезащитных очков легко разместился бы в детской руке, а кнопки, благодаря их выпуклости и рассредоточению почти по всей поверхности телефона, не мешают друг другу.
– Спасибо, – отреагировал Гордеев, рассматривая презент, приятно холодящий ладонь. – Штука что надо. Теперь я вооружен связью до самых зубов. Будем считать это авансом в счет гонорара.
– Нет проблем, – заулыбался Виталий Федорович.
Прощаясь, Юрий Гордеев и Лена Волкова снова долго смотрели друг другу в глаза, не произнося ни звука. Слова были не нужны. Электрическая дуга чувств, образовавшаяся между ними, говорила об очень многом, не нуждаясь ни в каком озвучивании. Гордеев лишь молча пожал протянутую ему теплую руку, и ритуал был совершен.
Другое дело Проскурец. Соблюдая рамки делового общения, прощаться приходилось также по-деловому.
В 15.30 Гордеев уже входил в контору юрконсультации на Таганской, 34. Кости на месте еще не было, и Гордееву пришлось довольствовать лишь Машенькиным кофе.
Он еще вчера договорился с Костей о встрече. Как и в вопросах высоких технологий, Гордеев был такой же неуч по части крупных финансов. Не совсем, конечно, неуч, но отстал безнадежно. Его страна развивается семимильными шагами, скачет с места на место, что кенгуру. В одном и том же месте сегодня могут действовать одни законы, а завтра картина меняется радикально с точностью до наоборот. Вышел из мейнстрима – все, начинай сначала. По поводу своей неграмотности Гордеев огорчался не очень сильно. Он был уверен в одном: если надо, он освоит любую сторону жизни за рекордно короткий срок. Еще на юрфаке он удивлял однокурсников своей чудовищной обучаемостью, когда однажды за одну ночь вызубрил чуть ли не назубок весь толстенный том по римскому праву, за что в итоге заслуженно любовался твердой «отл.», вписанной в зачетку нервной рукой профессора Арцыбашева.