Так строились его дни на протяжении 40 лет лишь с редкими и немногими исключениями. Он выезжал вместе с родными на летние каникулы, иногда посещал родственников, но всегда стремился поскорее вернуться домой, а на публике не желал появляться ни в коем случае. И все же, несмотря на такую уединенную жизнь и постоянные болезни, Дарвин любил эту жизнь в Даун-Хаусе в окружении близких. У них с Эммой родилось десять детей.
Любил он и свою работу, хотя она отнимала у него силы и, казалось, загоняла его в могилу. Фрэнсис Дарвин вспоминает, что медлительные, осторожные, как у больного, движения отца вдруг преображались, когда ученый принимался за эксперимент: каждый жест его был скор и точен, в нем ощущался «сдержанный энтузиазм. Он работал с удовольствием, никакого принуждения в его манере не чувствовалось».
Герман Мелвилл (1819–1891)
Письменных упоминаний о повседневной жизни Мелвилла сохранилось немного. Самое полный рассказ о его распорядке дня встречается в письме, которое Мелвилл написал в декабре 1850-го вскоре после того, как его семья переехала в Эрроухед на ферму площадью 60 гектаров в Беркширском округе Массачусетса. Там 31-летний писатель растил кукурузу, турнепс, картофель и тыквы – ему нравились полевые работы, дававшие телу и душе роздых после шести-восьми часов труда за письменным столом. Мелвилл писал другу:
«Я встаю примерно в восемь и иду в конюшню поздороваться с моим жеребцом и покормить его. (Жаль, что приходится угощать его холодным завтраком, но делать нечего.) Затем я навещаю корову, срезаю для нее пару тыкв и любуюсь тем, как она жует, – такое отрадное зрелище смотреть, как двигает челюстями корова, она проделывает это с такой кротостью, даже святостью. Покончив с собственным завтраком, я перехожу в кабинет, зажигаю огонь и раскладываю рукописи на столе. Быстро просматриваю страницы и жадно набрасываюсь на работу. В 14.30 я слышу заранее обговоренный стук в мою дверь, стук (как я и просил) продолжается до тех пор, пока я не открою дверь. Это помогает мне оторваться от работы, как бы я ни был ею поглощен… Вечера я провожу у себя в комнате в подобном трансу состоянии, читать я не могу, лишь перелистываю порой страницы какой-нибудь книги с крупным шрифтом».
К тому времени он уже несколько месяцев как начал «Моби Дика». Эрроухед оказался наилучшим местом для написания саги о белом ките.
«Здесь, на природе, когда поля покрыты снегом, у меня появляется ощущение, будто я нахожусь посреди океана, – писал он. – По утрам я встаю и выглядываю из окна, как будто из иллюминатора корабля, плывущего в Атлантике. Моя комната – каюта корабля, и по ночам, когда я просыпаюсь и слышу завывания ветра, я готов вообразить, что дом идет под всеми парусами и надо поскорее подняться на крышу и зарифить печную трубу».
Натаниель Готорн (1804–1864)
Закончив в 1825 г. Боудин-колледж[117], Готорн вернулся в Салем, штат Массачусетс, и там выбрал путь суровой литературной самодисциплины. Большую часть дня он проводил взаперти в своей комнате, много читал и писал, при этом много из написанного выбрасывал. Период с 1825 по 1837 г., когда Готорн опубликовал наконец сборник коротких рассказов, часто именуют его «одинокими годами». Критик Малкольм Каули подробно описывал привычки Готорна той поры: