Забравшийся в реку кирасир поозирался по сторонам, громко выругался, а может, просто пообещал мне всех благ, когда поймает, и развернул скакуна обратно к берегу. Поднятый им шум отлично заглушил всплески от моих гребков – я решил воспользоваться моментом и стартовал к противоположной стороне заводи.

Проплыв примерно половину дистанции, я оглянулся: в опустившейся тьме уже с трудом угадывались скрывающие берег камышовые заросли. Никаких признаков тимландцев обнаружить не удалось, поэтому, уже не опасаясь шума, я с удвоенной энергией погреб к спасительному берегу.

В расположение своего полка я вышел на рассвете. Мне крупно повезло – после того как, трясясь всем телом от холода, выбрался из реки, отжал и вновь напялил на себя мокрую одежду, я довольно быстро вышел к костру местных пастухов. Там меня долго растирали, кутали в одеяла, кормили горячим бульоном, поили травяными отварами. И настойчиво уговаривали остаться до утра, тем более что после ноябрьского купания и последовавших за ним восстановительных процедур меня неудержимо тянуло в сон. Но я упрямо, словно заклинание, твердил о том, что мне нужно вернуться, срочно, сейчас. В конце концов, пастухи махнули на меня рукой, снабдили двумя овечьими шкурами и смирной лошадкой, а потом самый молодой из них сопроводил меня до ближайшего брода через Солянку. И слава богу, что этот самый брод позволил переправиться на левый берег без окунания в воду.

В штабе Белогорского полка мне и сообщили о бесславных результатах вчерашнего дня для нашего войска.

– Плохо, Михаил Васильевич, совсем плохо, – сокрушенно качал головой подполковник Волков, – зеленодольцы переправлялись в тот момент, когда бегущие драгуны примчались к мосту, а на их плечах и кирасиры тимландские подоспели. Переполох, давка, паника, смешалось всё. Мы-то с ивангородцами в то время только на подходе были, пока поняли, что происходит, пока сообразили, что делать – столько народу затоптали, да порубили, да в реке потонуло! Генерал Веремеев требовал срочно ударить в штыки, слава богу, полковник Крючков сумел отговорить старика. Крючков выдвинулся левее переправы, мы правее, да пушкари стали палить навесом через головы наших драгун да зеленодольцев. Удалось угомонить кирасир, они-то без поддержки пехоты да артиллерии подошли, нечем возразить было.

– А что царевич?

– Спасся, у улан лошадки хорошие, вынесли. Григорянский тоже прорвался, а вот Воронцову не повезло, погиб. Да и от полка его хорошо, если половина уцелела.

Бедняга Воронцов, дорого же тебе обошлась эта авантюра! Эх, какие же мы дураки! Купились на дешевую приманку генерала Освальда! Недостроенный форпост с реющим над ним тимландским флагом выступил в роли приманки, драгуны, якобы спешащие на помощь гарнизону маленькой крепости, – в роли раздражителей. А потом мы сами влезли в ловушку и на нас посыпались со скалы гранаты, а во фронт произвела таранный удар тяжелая кавалерия. Ничего гениального, но как же действенно! Может, даже задумано с учетом наших молодых, горячих, жадных до славы командиров. А может, и нет. Тяжелая кавалерия в таридийском царстве была в большом дефиците, поэтому предположить, что ее в нашем отряде не будет, можно было легко. Значит, противопоставить в бою тимландским кирасирам мы могли только ощетинившиеся штыками пехотные каре да бьющую картечью артиллерию. Но пехота и артиллерия не пустятся в погоню за отступающими драгунами – вот вам и ответ на вопрос с нашими кавалеристами, подставившимися под удар. Ну, а защищенным кирасами всадникам на рослых тяжелых конях топтать и рубить сбившегося в плотную массу запаниковавшего противника – это просто дело техники. Вот такой простой и понятный расклад, и как же жаль, что простым и понятным для меня он стал только сейчас, с катастрофическим опозданием!