– Пугать будете? – мрачно осведомился я, глядя на Глазкова с презрением.

– Пугать? – главный сыскник всплеснул руками.

Ни подготовки к удару, ни самого удара я не видел, да и подозреваю, что для Яши это был и не удар вовсе, а так, тычок. Но в следующий момент я отлетел вместе со стулом к стене и оказался на полу. Ах вы, гады! Первым порывом было вскочить на ноги и броситься в драку, но, помня опыт юношеских уличных баталий, я заставил себя остаться в лежачем положении. Последуй я своему первому порыву, оказался бы перед лицом противника с гудящим в голове колоколом, нарушенной координацией движений и плывущим зрением. Никакой угрозы такой боец не представляет, зато выставляет себя на посмешище и оказывается отличной мишенью. Так что я лучше полежу, приду в себя, но удар этот запомню. Если не Яше, то Глазкову уж точно.

– Ты не убил его, Яков? – спросил своего подручного Никита Андреевич, но в голосе его сквозило не беспокойство за мою жизнь, а чисто академический интерес. Что же такого произошло между нами, что он меня так ненавидит?

– Так я же легонько, – степенно ответил здоровяк, – князь все-таки.

– Молодец, Яша, – кряхтя и беспардонно сплевывая кровавую слюну, я поднялся, поставил стул на место и занял на нем исходное положение, – хороший тычок, качественный. Уважаю. И даже претензий не имею. Но это касается только тебя, не твоего начальника.

– Рад стараться, ваше сиятельство! – усмехнулся в бороду Яков.

– Хватит паясничать! – Глазков обошел стол, чтобы наклониться к моему левому уху. – Слушай меня внимательно, Бодров. Я ложь и измену за версту чую. И на соображение свое не жалуюсь. Я в прошлый раз доказал твою вину и в этот раз сумею. В прошлый раз убедил государя в твоей виновности и в этот раз тоже убедить сумею. Жаль только, что ты не сдох в ссылке, а ведь всё указывало на то, что добьет тебя чахотка на севере. Ан нет, не добила. Но ты не думай, что, притворившись потерявшим память, ты сумел обмануть всех и подвести черту под своим прошлым. Меня ты не обманешь, Миша, люди не меняются. Как был ты змеенышем, так им и остался. Но за содеянное всё равно придется ответить. И, кстати, по методам твоего лечения от чахотки есть вопросы у инквизиции. Вот, знакомься, отец Пафнутий, протоинквизитор, архимандрит монастыря святого Симеона Ивангородского. Пожалуйста, святой отец.

Час от часу не легче, инквизиции мне только не хватало. Наслышан я про ее борьбу с ересью. Мало кто из попавших под подозрение инквизиции людей выходил из застенков тюрьмы. А этот самый Пафнутий отличается особым рвением и неразборчивостью в методах при достижении поставленной цели.

– А скажи мне, князь, – протоинквизитор громко прочистил горло, – по своей ли воле ты принимал участие в ведьмовском ритуале?

Вот так, то есть само участие сомнению не подвергается, но маленький шансик сойти за соучастника оставляется. Под гарантии малюсенького снисхождения. Нет, святой отец, не пойдет. Обвиняешь в чем-то – доказывай, и доказывай сам.

– О чем это вы, святой отец?

– Всё мне ясно, Никита Андреевич, – отец Пафнутий уверенно кивнул головой, – прямой сговор с дьяволом, одержимость бесами. Отдай его нам, лечить будем, бесов изгонять! Потом тебе вернем. Если что останется.