С десяток драгун промчались мимо, не пытаясь помочь и вообще не интересуясь моей судьбой. Ну и ладно, пусть проваливают, спасибо хоть не затоптали. Я осторожно пошевелил руками-ногами – вроде все действует, просто-таки чудо какое-то! Что ж, господь помог, теперь бы мне самому не оплошать, выбираться надо, не хватало еще в плен попасть! Со стоном приподнявшись на локтях, я попытался осмотреться.

До берега водоема было всего ничего – каких-то тридцать метров. Со стороны противника двигалась пехота, но до нее было еще очень далеко. Да и не строем они шли, скорее всего, собирали трофеи и добивали раненых. Кавалерия, и наша и чужая, промчалась мимо, и я только сейчас понял, как мне повезло оказаться с краю – степь была буквально усеяна телами тех, кому не посчастливилось упасть на пути несущихся кирасир.

Ага, а везение-то мое, видимо, на удачном падении закончилось. Мало того что я был отрезан от своих, так еще в мою сторону уверенно направлялся один из преследователей. Если поначалу у меня мелькала мысль отлежаться до стремительно надвигающейся темноты, а потом уже пытаться вернуться к Солянке, двигаясь вдоль заросшего камышом берега неизвестного водоема, то теперь становилось очевидным невозможность исполнения такого маневра.

Конь тимландца хромал, судя по всему, это и явилось причиной его выхода из боя. Двигаясь в направлении своих позиций, он обратил внимание на мое падение и решил разжиться пленником. А может, просто захотел помародерить, опередив свою слишком медленно приближающуюся пехоту.

Прятаться не имело смысла, поэтому я подхватил оторвавшиеся при падении ножны со шпагой, поднял с земли чей-то пистолет, по закону подлости, конечно же, разряженный, и с кряхтением поднялся на ноги. Пойду-ка я к камышам поближе, авось не полезет враг за мной в воду. Первые шаги пришлось сделать через боль – шлепнулся-то с лошади я знатно, потом стало легче. Кирасир заволновался и стал подгонять своего хромого скакуна, что-то крича при этом мне в спину. Из его тарабарщины я сумел понять только слово «офицер», но останавливаться и не думал, упрямо продолжал ковылять к береговым зарослям.

– Офицер? – вопрос прозвучал за моей спиной, когда до вожделенного берега оставалось метров десять.

– Коммунист! – зло ответил я, поворачиваясь-таки лицом к неприятелю.

– Офицер! – огромный рыжеусый кирасир радостно оскалился и швырнул к моим ногам завязанный в петлю конец веревки.

Ага, сейчас, только шнурки поглажу! Умник нашелся!

– Я говорю, коммунист я! А коммунисты не сдаются! – по лицу было ясно, что тимландский кавалерист ни черта не понимает, да по-другому и быть не могло.

– Вилли! Вилли!

Да что же это такое! Со стороны форпоста, радостно голося и размахивая руками, пришпоривали лошадей еще двое товарищей моего оппонента. Час от часу не легче! Нужно срочно что-то предпринимать.

К счастью, рыжий Вилли на мгновение отвлекся на голоса друзей, в этот миг я и метнул ему в лицо пистолет. Попал! И тут же сам прыгнул следом, на ходу извлекая на свет божий шпагу из ножен. По своему ли умыслу или по команде наездника боевой конь рванулся с места, унося из-под удара хозяина, потому Вилли я не достал. Зато от души врезал клинком коню по левой ляжке, заставив того дернуться и дико заржать от боли.