— Но если не получится твой план, ты знаешь…

— Да, я понял. Ваши люди наготове. Никогда не понимал, почему ты всем помогаешь? И с детьми с этими. И нам тогда помог убить моего папашу. Мы не говорили после, но про тебя такие слухи ходят.

— Все правда. Да и твой папаша давно на тот свет просился. Не знаю… — пожимает он плечами. — Может, просто дерьма столько хлебнул, что хочется, чтобы у других было лучше.. Ну и должники выгодный бизнес, — подмигивает он, и я усмехаюсь.

— Ясно, а я реально думал, что вы благородный.

— Самый благородный. Прежде чем убить, я всегда поздороваюсь. Жрать не хочешь, хоть поспи. А то на посту будешь вареной курицей. Когда там этот обряд?

— Еще семь дней.

— Ты бабу свою предупредил, чтобы она там истерики не закатывала?

— Ева не будет истерить. — Это по моей части. Даже вспомнить стыдно.

— Черепанов, она мать. Когда ее ребенка будут обрезать, она не станет улыбаться, хлопая в ладоши.

— Ева не будет, — повторяю настойчиво, хотя его взгляд немного пугает. Он проводит по своей лысой черепушке и вздыхает.

— Ты долбоеб? Чем вы занимались, если ты не успел ей рассказать? — Скорее не решился. — Ты бы еще сказал, что трахались.

— Нет конечно, — тут же отворачиваюсь от его настырного, прожигающего взгляда.

— Серьёзно? Тебе сколько лет, что ты свой член держать в штанах не можешь?!

— Не надо меня учить! Я все контролировал

— Да ты знаешь, что было бы с охранником за нарушение прямого приказа? Отрубили бы ему голову, то есть тебе.

— Хватит! Ты мне помогаешь, да, но я не просил учить меня жизни.

— При чем тут ты?! Я за бабу твою с сыном переживаю. Сам был в такой ситуации. И пока они не оказались в безопасности, меньше всего думал про секс!

— Я понял! Понял! Больше не повторится.

— Ладно, что я тебя учу. Сам ведь все знаешь.

— Самсонов, — зову я, когда он уже у двери. Мельком смотрю за Абдулом. Но тот уже включил боевик. Ему не до меня.

— Че?

— Я слышал, ну… что ты сына нашел, когда тому было восемь?

— Верно.

— И как вы с ним... Ну, поладили.

— О, это интересная история, — возвращается Самсонов в кресло и наливает себе виски. — Он же на меня волчонком смотрел. Впрочем, к Мелиссе тоже особо не подходил. Детский дом накладывает отпечаток. Там мымра одна была. Она получала от Мелиссы деньги, которая та переводила ежемесячно приемным родителям пацана. Те к тому времени умерли, а это тетка смекнула, что бабло течет рекой, и стала делать фотки Никиты с разными вещами. Она их купит, покажет, что он, мол, пользуется, а потом забирала и отдавала сыну. Он жил недалеко в доме. К тому времени, когда все вскрылось, она успела в этой халупе неплохой ремонт заделать.

— И ты, зная это, стерпел?

— Кто? Я? Я кроме предателей и педиком больше всего не люблю тех, кто ворует у детей. Мы ж приехали туда с Никитой. Он показал на эту женщину, и она тут же побежала. Ох, как я ржал. Ну, ты че думаешь, я стоял? Нет, побежал за ней, догнал и окунул рожей в собачье дерьмо.

— Жестко.

— Каждому свое. Ты людей на спор разводишь, а я в дерьмо окунаю. И знаешь, я-то честнее.

— Она все вернула?

— О да, потом извинялась, рассказывала, какой мой Никита способный пацан. А то я и сам не знаю, — снова смеется он. — А ты че спросил-то?