— Тогда просто скажи, что ты хочешь сейчас услышать?

— Я думала, — я много думала, — что рано или поздно Рашид решит нарушить свое слово и возьмет меня…

— Прекрати…

— Нет, ты послушай, — продолжаю шептать в полной темноте, еле различая его глаза, трогая мягкие, такие знакомые губы. — Если он сделает это, ты вряд ли сможешь спокойно быть со мной.

— Ева! Скоро все закончится... 

— Да ты выслушай хоть раз! Хоть раз можешь замолчать и послушать? Если он это сделает, я хочу хоть раз испытать это с тем, кого люблю. С тобой. С того самого вечера я ни о чем подобном не думала. Но если потеряю эту возможность сейчас, то буду жалеть. И ты будешь жалеть. 

Он накрывает мой рот поцелуем, жадным, неистовым. Затыкает поток, кажется, уже бессмысленной речи, делая меня еще более поддатливой. готовой отдаться прямо здесь. 

 — Нельзя Ева. Скоро Данила проснется..

 — Мы же быстро, — чувствую себя просящей милостыню. Но не могу иначе. Мне это нужно. Очень нужно.  — Только если ты не хочешь... 

Харитон почти задыхается, снова целует, требовательно толкаясь языком во рту и отрывается лишь чтобы зло зашипеть. 

— Запомни, пожалуйста, раз и навсегда. Никто тебя не тронет. И я сейчас трахну тебя, но не потому, что потом это сделает кто-то другой, а только лишь затем, чтобы ты поняла одну простую истину: ты моя, Ева. Всегда была и будешь. И что бы ни случилось, оно так и останется. Поняла?

— Повтори, — прошу я, поглаживая его широкие плечи. Столько лет прошло, а я помню каждую мышцу. Помню каким он сильным был уже тогда. 

— Что именно?

— Это грязное слово. Странное дело, но оно мне понравилось.

Харитон, засмевшись почти беззвучно, вжимает стояк между ног сильнее, руками обнимая меня как можно крепче, и шепчет на ухо:

— Трахнуть — это лишь малая часть того, что я хочу с тобой сделать. Как только мы выберемся из этого гадюшника, я закроюсь с тобой в спальне и буду делать вещи, упоминание о которых заставит тебя не просто напокнуть, а сгореть со стыда. И все это будет тебе нравится. Я сделаю все, чтобы ты умоляла меня обо всем этом. 

— Харитон…

— И ты будешь кричать мое имя снова и снова, пока не сорвешь горло. — Его рука задирает подол восточного наряда, нащупывая штаны. — Это будет сложно…

Он снимает их, тут же трогая пальцами между ног.

События последней недели стерли их памяти оргазм на ручье, но сейчас все возвращается новыми красками, заставляя меня почти задыхаться. А может, это все его тверлые, чуть шершавые пальцы, творящие порочное волшебство, перебирая завитки в поисках заветного местечка. И стоит ему нащупать самую сердцевину, как я закусываю губу, чтобы не застонать. В полной темноте, почти ничего не видя, слушая лишь его частое, горячее дыхание, остальные все чувства обостряются во сто крат.

Но мне хочется большего, теперь пальцев мне мало, и вскоре я ощущаю, как нечто огромное упирается мне в промежность. Сухая, твердая головка члена скользит вверх-вниз по половым губам, словно предупреждая о вторжении. На миг даже кажется, что он слишком большой, что он просто не поместится во мне.