— Поклон княжьей дружине! — в тон ему ответил Остей.
Мишка был готов провалиться от стыда сквозь землю. Конечно, вранье безобидное… но все равно противно. Как будто попался на мелком воровстве. Вот сейчас заговорит этот Остей на своем литовском — и что ему отвечать?
Но князь, окинув его каким-то вдруг посветлевшим взглядом и коротко улыбнувшись, произнес на очень странном русском:
— Прывита́нне, хлапе́ц! Адку́ль сам?
Мишка ответить не успел, только удивился (он литовский язык как-то по-другому себе представлял), как дружинник вдруг посерьезнел:
— Князь, потом с земелей побалакаешь. Дмитрий Иванович тебя зовет!
КОЕ-ЧТО ИЗ ИСТОРИИ. Великое княжество Литовское располагалось на землях, которые ранее входили в состав Киевской Руси. Государство даже называли «Великое княжество Литовское и Русское». Понятно, что и большинство литвинов были наследниками жителей Киевской Руси. И говорили они на языке, который был очень близок к разговорному древнерусскому (потом этот говор лег в основу современных белорусского и украинского языков), даже официальные документы Великого княжества Литовского написаны на языке, очень напоминающем нынешний белорусский. Неудивительно, что литовский князь (по национальности балт) в разговоре с Мишкой перешел на этот славянский язык.
Лицо Остея сразу изменилось. Теперь он стал похож на небольшую, но очень опасную охотничью птицу — Мишка видел таких по «Discovery Channel».
— Сейчас буду, — коротко ответил он и снова обратился к Мишке, уже по-деловому: — Што, хлапе́ц, бу́дзеш мне служыць? Мне ве́рныя людзи патрэбныя!
И тут Мишка совершил поступок, за который потом много раз себя то корил, то хвалил — не удержался и кивнул.
Через пару часов Маша начала искренне надеяться, что такого количества свеклы не увидит больше никогда в жизни. В огромный количествах она закатывалась в бочки, а потом эти бочки таскали в погреб.
— Зачем столько? — изумилась Маша.
— Дык семья-то большая, — рассказала ей новая знакомая, которая представилась Клашей. — Дядька и тетка, у них своих детей шестеро, да мы с братом приемыши, да уж внуков у них трое, и еще двое на подходе. На зиму хватает, а весной жрать сильно охота…
— Так вы что, свеклу весь год едите?
— Да не… Ну ты что! Дядька работает, мы ж не бедняки какие! У нас такая светлица! Ни у кого на нашей улице такой нет!
— Светлица… — Маша задумалась.
Это слово вызывало устойчивые ассоциации с «Три девицы под окном пряли поздно вечерком», но Клаша, очевидно, Пушкина не читала.
— А в светлицах прядут? — спросила Маша.
— Ну да, — изумилась такой дремучести девушка. — И вышиваем, и шьем. Да ты совсем, что ль, светлицы не видела? Ну не боись, я тебе потом покажу!
«Потом» наступило еще через пару часов, когда Маша уже ничего не соображала, вся облитая свекольным соком.
За обеденным столом не разговаривали. Быстро помолившись, накинулись на еду. Посреди стола стояла огромная миска щей — и Маша не отставала от остальных, орудуя деревянной ложкой, с краюхой хлеба вприкуску. Всего на секунду она пожалела об отсутствии соли. Кажется, Маша начала приспосабливаться к пресной еде.