Как только стало можно покинуть расположение части, он отправился к Максу. Тот был дома не один, а вместе с Русланом занимался какой-то научной работой, потому что компьютер был, как снегом, засыпан листами бумаги, рядом высился бастион кружек, а волосы обоих братьев торчали в разные стороны. Зиганшин немного позавидовал их азарту, хотел забрать кольцо и уйти, но Макс усадил его пить чай, а узнав, что товарищ не может покинуть городские пределы, тут же оставил ночевать.
Зиганшин сбегал в магазин и, пока братья собачились, включать какое-то исследование в сборник или нет, нажарил полную сковородку картошки с мясом.
Фридино кольцо он повесил на цепочку, решив, что рядом с нательным крестиком жене будет приятно его увидеть, а главное, так он точно не потеряет и не забудет нигде символ их вечной любви. Хотя Зиганшин не верил, что золото может что-то означать.
Разложив дымящееся жаркое по тарелкам, он позвал к столу.
– О! Крутой подгон, – улыбнулся Руслан, садясь, и Зиганшин невольно восхитился ловкости, с которой он приспособился к своему состоянию. И снова царапнула зависть к тому, что Руслан – счастливый отец семейства. «У него дети, а у тебя две ноги. Что ж теперь, вам не общаться, что ли?» – цыкнул Зиганшин на свою зависть и подложил Руслану еще картошечки.
– Слушай, ты вроде как зуб точишь на врачей? – спросил Руслан, подув на свою тарелку. – Мой тебе совет: оставь ты это дело.
– С чего вдруг?
– Нехорошо это. Судиться да склочничать вообще плохо, а на врачей баллон катить – особенно.
Зиганшин отпихнул от себя тарелку:
– Интересный ты какой! Они все промухали, убили моего ребенка, чуть не вогнали в гроб жену, а мне так и оставить предлагаешь?
– Угу, – спокойно сказал Руслан и подцепил на вилку кусок мяса.
Зиганшин почувствовал, как мирное расположение духа покидает его.
– А вы, Макс, что думаете?
– Вы – мой гость, – улыбнулся хозяин, – поэтому я лучше промолчу.
– То есть вы согласны с предыдущим оратором. Ясно-понятно. Наверное, я прослушал какую-то лекцию в своей ничтожной школе милиции, где доказывалось, что наказывать виновных – это плохо. А может, и не было у нас такой лекции, все же ранг заведения не тот…
– Прекрати ерничать, – перебил Руслан, – тебе не идет.
– Да я просто хочу понять эту тайную доктрину, которая для вас всех как дважды два, а мне никак не дается.
– Если действительно хочешь, то мы попробуем объяснить ее тебе. Вот смотри, все с придыханием говорят об ошибке врача. Как она ужасна, трагична, фатальна и вообще недопустима. Особо продвинутые гуманисты так вообще выдвигают слоган, что врач не имеет на нее права. То есть даже саперу позволено один раз в жизни ошибиться, а врачу – ни разу. Между тем ошибки представителей других специальностей, в праве на которые им никто никогда не отказывает, гораздо… – Руслан замялся, – не будем говорить, трагичнее, потому что нельзя сравнивать человеческие жизни, но уж масштабнее-то точно. От ошибки врача погибает один человек, если, конечно, врач не эпидемиолог и не инфекционист, а от ошибки пилота – двести. Ошибка архитектора может стоить жизни сотням, а ошибка строителя, который решил, что можно заменить дорогую марку цемента на дешевую в сейсмоопасной зоне и никто этого не заметит, – тысячам. Но, как заметил в свое время товарищ Сталин, когда гибнет один человек – это трагедия, а когда миллионы – уже статистика, поэтому ошибка врача воспринимается ближе всего к сердцу.