К сожалению, этот сценарий выглядел вполне правдоподобно. Зиганшин знавал таких кверулянтов, десятилетиями бомбардировавших суды и прокуратуру разными кляузами, и ни разу не видел, чтобы кто-то из них остановился на достигнутом. Один такой экземпляр даже работал у него в отделе. Это был очень глупый человек, хорошо знавший только свои права, половина его высказываний начиналась со слов: «Федеральный закон такой-то гласит…», и в конце диалога создавалось впечатление, что все законы Российской Федерации написаны с одной только целью – оградить гражданина Ващенко от лишней работы.

Зиганшин сторонился глупцов и скучных людей, поэтому в суть тяжбы Ващенко не вникал, но недавно обратил внимание, что тот стал похож на мнимого больного, полностью сосредоточившегося на своей хвори. Он ничего не делает, никуда не ходит, потому что сквозняки для него губительны, а грубая пища – смерть. Разговоры только о болезни, о том, как двадцать лет назад его смотрел профессор такой-то и сказал то-то, а десять – профессор сякой-то и вынес совершенно противоположный вердикт, и вот кому верить? Лучше всего никому, я столько лет болею, что понимаю в своем диагнозе лучше любого медицинского светила.

Так и Ващенко – в тисках своей тяжбы не видел жизни, полностью поглощенный процессом, и воодушевлялся только разговорами о нем, и, наверное, мечтал, что вот выиграет дело, и все изменится, будто сбросят серое покрывало, и мир вокруг заиграет, засияет яркими красками и огнями.

Неужели ему самому предстоит стать как Ващенко? Суд – дело небыстрое, пока проведут все необходимые экспертизы, пока то да се, может и год пройти, и даже больше. Потом, врачиху могут оправдать, а Зиганшин чувствовал, что не сможет с этим примириться. Значит, придется начинать все заново, нанимать хорошего адвоката, проводить независимую экспертизу… Времени, денег и сил уйдет вагон… Допустим, он победит, и что?

Что? Зиганшин резко сел и уставился в темное окно. Там верхушки деревьев изо всех сил размахивали голыми ветками. Сильный ветер. Интересно, какую погоду он принесет? Хорошо бы наконец выпал снег, присыпал черную тоску голой земли.

Макс говорит, возмездие ничего не изменит. Может быть, так, а вдруг нет? Неужели жертва изнасилования не испытывает облегчения, когда виновный наказан? Просто так, что ли, родные обивают пороги следователей с требованием изобличить убийц? Зачем тогда вообще нужно правосудие? Проще и дешевле поставить церкви вместо отделов полиции. Чтобы пострадавший гражданин помолился, простил, да и отправился восвояси с просветленной душой.

Нет, потерпевшие добиваются справедливости не зря. И он добьется.

Зиганшин улыбнулся в темноте.

Остался только один маленький момент. Уходя, Руслан спросил, насколько безгрешен сам Зиганшин, почти два десятка лет простоявший на страже закона. Неужели ни разу не совершил ошибки, за которую кому-то пришлось дорого заплатить? Неужели за двадцать лет никто не пострадал от его действий?

Вопрос показался Зиганшину справедливым, и он серьезно над ним задумался, принялся честно и беспристрастно разматывать клубок, в который скрутилось прошлое.