Нума задержался, как бы упираясь против силы, толкавшей его вперед. Только почувствовав укол лезвием острого ножа в ляжку, он рванулся вперед. Вернуться обратно или бросаться в сторону было невозможно — оставался только один путь — бежать, или из дикого упрямства пятиться назад и наткнуться на острие ножа. Тем временем Тарзан срезал мешки с его задних лап. Прижал кончик ножа к ягодице льва, крепко уперся ногами в мягкую землю, разрыхленную взрывом гранаты и вновь толкнул хищника.
Вначале Нума двигался вперед дюйм за дюймом, недовольно ворча, и вдруг издал торжествующий рев и стремительно прыгнул вперед. Тарзан понял, что зверь уловил запах мяса впереди. Волоча пулемет за собой, человек-обезьяна быстро следовал за львом, чей рев ясно слышался впереди. Вскоре голос хищника смешался с дикими криками испуганных людей. Еще раз усмешка коснулась губ человека-обезьяны.
— Они убивали моих вазири,— шептал он.— Они распяли Васимбу, сына Мувиро!
Когда Тарзан добрался до передних окопов, поблизости никого не было видно. Они были пусты. Следуя дальше, он везде находил пустые траншеи и пустые окопы. Приближаясь к центру немецкой обороны, он увидел в окопе примерно дюжину солдат, сбившихся в кучу и вопящих от ужаса. Нума терзал их своими когтями, он активно работал лапами и клыками, являя собой ужасное зрелище — воплощение свирепости и дикого голода.
Если что-либо человеческое оставалось в этих нелюдях, какими бесспорно были немецкие туземные солдаты, то перед лицом ужасной смерти они утратили последние остатки человечности. Солдаты яростно дрались друг с другом в попытке избежать когтей страшного существа, которое с раннего детства наполняло их души ужасом, они продолжали отступать. Некоторые пытались выкарабкаться через земляной вал траншеи, некоторые прыгали через бруствер, предпочитая опасности ничейной земли этому леденящему душу зрелищу.
По мере того, как английские войска медленно приближались к немецким окопам, они столкнулись сначала с перепуганными неграми, бежавшими прямо им в руки и готовыми сдаться в плен. В траншеях разыгрался кромешный ад, что было очевидно не только по появлению дезертиров, но и по крикам, проклятиям, доносившимся до ушей англичан, но солдат полковника Кэмпбелла сбивало с толку то, что из траншеи раздавалось кроме всего прочего дикое рычание разъяренного льва.
Когда же почти все англичане нырнули в окопы противника, они услышали стрекот пулемета где-то впереди и увидели, как огромный лев перемахнул через немецкий тыльный траверс с телом вопящего солдата в окровавленной пасти и исчез во мраке ночи. Слева от вбежавших в траншею солдат, на траверсе окопа, присел на корточках Тарзан-обезьяна и ловко управлялся с пулеметом, из которого обстреливал продольным огнем немецкие траншеи.
Англичане увидели на передовой еще кое-что. Они увидели, как рослый немецкий офицер выскочил из блиндажа как раз позади человека-обезьяны. Он схватил брошенную кем-то винтовку с закрепленным на ней штыком и стал подкрадываться к Тарзану, очевидно, увлекшемуся стрельбой и не замечавшему ничего из того, что делалось вокруг... Солдаты бросились вперед, выкрикивая предостережения, но из-за дальности расстояния и грохота выстрелов голоса их не достигали слуха Тарзана. Крупные руки немца легко подняли винтовку для трусливого выстрела в обнаженную спину, но вдруг Тарзан-обезьяна вскочил на ноги. Все произошло с такой быстротой, будто сверкнула Ара-молния.