Комсорг Миша Фунтиков тоже спал и видел такие сны, от которых покраснел бы и запойный колхозный конюх. А Миша не краснел – ему нравилось. И давно нравилась Полинка, сильно, до жима в паху… ах, как он бы ее… и во сне – это и делал.
А когда проснулся, бросил взгляд на будильник, освещенный заглядывающей в окно луной. До утра было еще далеко, но спать не хотелось, а хотелось всего того, что он только что видел во сне. Прижать к себе Полинку, сорвать с нее блузку, иль платье – без разницы, все равно. А потом…
Спустив босые ноги на крашеный пол, комсорг сладострастно ухмыльнулся и погрустнел. Все это, конечно, мечты. Мечтания. А как бы хотелось, чтоб Полинка сама… В конце-то концов, они же с ней целовались! Пусть давно – в детском саду, на утреннике – но ведь было, было! И Полина, конечно же, могла бы полюбить и его, Мишу Фунтикова, почему бы не полюбить? А потому! Все из-за этого подлого негодяя Вадьки! Вот уж гад-то… а какой подлый тип… политически неграмотный, нестойкий. И как только Полинка может встречаться с ним? Вот, если б его не было… Не было… не было. Тогда бы девчонка, уж конечно же, не отвергла бы Мишины ухаживания. Не отвергла бы! И тогда б было все, как во сне!
Вот тут Фунтиков покраснел – не от стыда, от вожделения. И пропала, делась куда-то вдруг, вся политграмота, осталось лишь одно либидо, и мысль в голове – только одна… и трясущиеся руки, и тонкая ниточка слюны из уголка губ, и в глазах – багровое пламя ненависти.
Словно кто-то приказывал – (кто-то?) – действуй! Действуй – и обретешь всё. Заманить к омуту, на кручу – придумать, как – а там… там никто не увидит. И не узнает никто никогда. А Полинка… Полинка… С ней – с ней и с Мишей – будет все, как во сне.
Жарко горели костры, окутывая урочище синим дымом, растянувшийся на кошме шаман улыбался во сне, и столь же довольно улыбались в далеком далеке еще двое – Миша Фунтиков и Рене.
Марсель встретился с Полетт на площади Данфер Рошро, около своего дома. Там же, рядом, и пообедали – в ресторанчике на улице Да Гер. Пока ели, Марселю вдруг показалось… нет, именно показалось…
– Ты что, милый? Луковым супом объелся? А говорил, что любишь.
Тряхнув челкой, девушка с усмешкой посмотрела на своего кавалера, и тот улыбнулся в ответ:
– Нет, не подавился. Так, чертовщина всякая кажется… будто бы красный мопед.
– Думаешь, снова этот придурок Рене? Его, кажется, отпустили на поруки. Неблагополучная семья, тяжелое детство и все такое прочее.
– Думаю, «левые» дружки помогли, – хмыкнув, молодой человек поднял бокал с красным вином. – За тебя!
Полетт моргнула:
– Ну, и за тебя тоже. Чин-чин.
Оба выпили, поцеловались…
Покинув кочевье Субэдей-багатура, Ремезов направил коня вдоль реки прямо к Сараю – там, на постоялом дворе одноглазого Харама, его ожидали друзья – Игдорж и Бару, а также их слуги и воины. Хороший был нынче у него конь – пегий, резвый – звался – Каймык – настоящий боевой жеребец, подарок Игдоржа. Такой конь – в битве подмога, копытами врагов разить может не хуже, чем сам боярин – саблею. Только свистни, да крикни – Каймак!