– «Я, генерал-полковник Гудериан Гайнц Вильгельм, в ответ на ваш запрос подтверждаю, что 20 сентября 1941 года мною был взят в плен и допрошен командующий 5-й армией РККА генерал-майор Потапов.
Мои солдаты обнаружили его в овраге под грудой мертвых тел и поначалу подумали, что Потапов тоже мертв. Но оказалось, что он только ранен и контужен.
Мы привели его в чувство и отправили в лагерь военнопленных высокого ранга»… Ну, и что?
– Погодите, это еще не все! Вот справка о вашем содержании в том, с позволенья сказать, лагере, больше напоминающем средненький советский санаторий. Отдельная комната, усиленное питание, опять же – адъютант, некто Тимофей Ковин. Кстати, вы не знаете, куда он подевался?
– Не имею понятия. В лагере ходили слухи о том, что его догнала случайная пуля… Чуть ли не в последний день войны.
– Так-так… Так-так, – следователь опять принялся стучать карандашом по поверхности стола – такая привычка уже давно раздражала невозмутимого командарма, но вслух своего неудовольствия он, конечно же, никогда не высказывал. – А как этот псевдоученый оказался возле вас, а?
– Мы знакомы с детства. Он родом из соседнего села Рыляки.
– Но в официальной автобиографии товарища Ковина указано совсем другое место рождения. Сибирь. Красноярский край.
– Его родителей выслали туда… При моем, кстати говоря, содействии.
– За что?
– За антисоветскую деятельность.
– У меня есть список всех высланных из Калужской области. Фамилии «Ковин» среди них нет. Есть Ковинов Егор Терентьевич и Ковинова Авдотья Павловна.
– Это его родители.
– Значит, человек, которого вы взяли, так сказать, в свои ближайшие помощники, обманул Советское государство, подделал документы и сменил фамилию?
– Выходит, так.
– А вы еще говорите, что не изменяли Родине… За такие связи расстрела будет мало!
– Да пошел ты… Больше я ничего не скажу!
– Ты у нас не только говорить, а и петь скоро начнешь! – злорадно ухмыльнулся следователь.
Брат
Москва, Лубянка.
Лето 1945 года
Генерал позавтракал и начал собираться на очередной допрос. «Уже хожу на Лубянку, как на работу… Дожился…» – подумал он с грустной улыбкой. О том, что он не поддался на уговоры заокеанских союзников и вернулся на родную землю, Михаил Иванович не жалел еще ни разу.
Лучше смерть на Родине, чем рай на чужбине.
Несмотря на то что тот день был выделен в календаре красным цветом (как-никак воскресенье!), допрос проходил в обычном режиме.
Вопрос – ответ.
Ответ – вопрос.
Как вдруг… Дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета вырос мужчина лет сорока – сорока пяти в элегантном костюме и летней шляпе, лицом в точь-в-точь, как у его «мучителя» – иначе своего следователя Потапов в мыслях не называл. В руках визитера была тяжелая авоська. У ног стоял огромный, с «раздутыми» боками, кожаный чемодан.
– Вася! – заорал полковник, вскакивая со своего насиженного места. – Вы слышите? Братан мой Васька вернулся! Из самого логова… Ну, как ты родной? – добавил он нежно уже по адресу визитера.
– Зэр гут!
– Давай хоть обнимемся!
– Давай. И принимай подарочек, брат, – гость еле затащил в центр кабинета чемодан и, оставив его прямо на полу, подморгнул следователю, мол, можешь открыть – полюбопытствовать!