– Прекрасно, обершарфюрер. Я их беру. Правда, вот эти трое дохляков мне не нужны. Благодарю, ваша готовность помочь будет отмечена в моём отчёте.
«Чёрный» вскидывает правую руку, прощаясь. Узников гонят в кузов грузовика, подталкивая стволами автоматов. Трое стоят, сгорбившись, вода заливает им лица. «Чёрный» прикидывает, стоит ли идти под дождём обратно, и расстёгивает кобуру.
Охранники ставят людей на колени.
Те подчиняются – устало, безропотно. Обершарфюрер, вытащив пистолет, стреляет каждому из них в затылок: аккуратно отступив на шаг, чтобы не забрызгаться…
ОН ВОЗВРАЩАЕТСЯ, НАСВИСТЫВАЯ ВЕСЁЛУЮ ПЕСЕНКУ.
Глава 3. Заклятые друзья
(Москау, «Бюргербройкеллер», ул. Сосисочная)
Невзирая на бурлившую в его венах кровь уроженца Эльзас-Лотарингии, Жан-Пьер вовсе не был ценителем тонкой французской кухни. На обед ему вполне хватало литровой кружки «кюле блонде» с щепоткой тмина и порции айсбайна – свиной ножки весом эдак на килограмм. Мраморный зал, до предела загромождённый массивом столов и лавок, копировал пивную в Мюнхене. Именно там фюрер и Гесс в 1923 году собрались для организации «Пивного путча». Теперь Мюнхен считался «святым городом», колыбелью национал-социализма, и даже после роспуска партии его репутация осталась незыблема. В 2004 году Мюнхен выделили в отдельную административную единицу, отдав под управление Совета Жрецов. В самом центре города, близ площади Мариенплац, силами рабов-унтерменшей построили «Земную Вальгаллу»: сеть усыпальниц в виде кораблей, куда были помещены урны с прахом мёртвых лидеров Третьего рейха. Самым масштабным получился мавзолей фюрера – двенадцатизальный храм-корабль из чёрного гранита. Из каждого зала отходил туннель в другой пантеон: с гробницами Герингу, Геббельсу, Гессу, Гиммлеру и прочим основателям империи. Посторонних в Мюнхен пускали только раз в год, по паломнической визе, – тысячу человек, персонально отбираемых Советом Жрецов. Число паломников не уменьшалось. Поклониться праху фюрера считалось модным даже в рядах молодёжи, а уж ветераны Великой Битвы и вовсе пребывали в уверенности, что прикосновение к урне излечивает катаракту, подагру и геморрой. В ранней юности Карасик сам страстно мечтал о посещении Мюнхена, однако с годами это желание сошло на нет. По крайней мере, геморрой ему пока лечить не надо.
Мимо проплыла грузная официантка с потрёпанными нашивками гауптфельдфебеля.
– Эй, фрол-ляйн! – раздражённо крикнул ЖанПьер. – В-вы про м-меня з-забыли?
Та затормозила, отчаянно скрипя крахмалом передника.
– Искренне прошу прощения, герр посетитель! Привели группу японских туристов, с ног сбились, слишком много заказов. Что пожелаете? Имеется отличный штрудель!
Получив распоряжение насчёт кружки пива и свиной рульки, официантка утопала на кухню, шлёпая стёртыми подошвами туфель. В ожидании обеда Жан-Пьер раскрыл компьютер-«бух», подключился к беспроводному Сёгунэ. Лавки вокруг него занимали посетители, жадно поглощавшие бочки пива и тонны свинины с капустой. «У нас швах с экономикой, рейхсмарка валится по отношению к иене, война в лесах не прекращается уже семьдесят лет, не можем отреставрировать разрушенные дома. А в дорогих кабаках народу как селёдок в бочке. Боги скандинавские, и когда этот кризис кончится?»