Мы постепенно взбираемся на холм над деревней.

Над головой каркают вороны. Кристально чистый воздух, но я не могу дышать. В лёгких – только хрип. Во рту вкус горького дыма. Ольга оборачивается и смотрит мне в глаза… долго, испытующе – словно чего-то ждёт. Видно, что волнуется, покусывает губы. Со всей откровенностью я тоже многое жду. Она дала слово, и мне нужно, чтобы она выполнила обещание – прекратила заражать. Убралась к себе, навечно оставила бы в покое наш мир. Она поклялась это сделать, если я приду сюда. Почему же мне так плохо?

– Мы… здесь… как… вы… просили… – с трудом произношу я – на языке пепел, словно им тушили костёр. – Что… вам… ещё… от меня… надо? Кажется… я… теряю сознание… да…

Ольга касается моей щеки, чуть царапая кожу красными ногтями.

– Ты так и не вспомнил. Я зря надеялась… Что ты сейчас чувствуешь?

Надо же, она перешла на «ты», какая фамильярность. Но не осталось никаких сил язвить – обдумываю вопрос. Он серьёзно меня озадачил… Вкус дыма во рту всё сильнее. Ужасная горечь. Пепел скрипит на зубах, меня тошнит, я с трудом осознаю происходящее.

Почему это со мной происходит?!

Судя по всему, Ольга и не ждала ответа. Она подходит к краю холма, её волосы колышет ветер. Показывает вниз – на призрачные силуэты сгоревших домов. Место аномалии, откуда началось исчезновение нашей Вселенной, место её перемещений между параллельными мирами. Мясорубка, перемалывающая время, в котором я живу…

– Ты хоть единожды задумывался, почему не знаешь свою внешность?! – Голос девушки разрывает барабанные перепонки, настолько он резкий и звонкий. – Отчего в твоей квартире нет зеркала, ты не всматриваешься в документы, а никто из сослуживцев ни разу не звал тебя по имени? Нет. Иначе задался бы мыслью: существуешь ли ты вообще? Ведь ты не способен себя разглядеть. Я привезла тебя в Алексеевское, потому что надеялась, что ты сразу вспомнишь. Но, видимо, придётся тебе помочь.

Она лезет в сумочку, роется там – и протягивает зеркальце.

– Держи. Посмотри на себя. И скажи мне – кто ты.

Я беру зеркальце – так женщина прикасается к отвратительной жабе. Руки не просто дрожат – они ходят ходуном, я сейчас не смог удержать бы и чашку с чаем, не расплескав содержимое. Ужас леденящий: он терзает мне сердце. Страшно, как ребёнку во тьме.

На меня, не мигая, смотрит отражение.

Измождённый мужчина лет тридцати пяти. Худой, заросший светлой щетиной. Лоб охватывает грязный бинт с пятном засохшей крови. На левой щеке – характерный шрам полумесяцем, видимо, от осколка. Голубые глаза. Он кажется мне до боли знакомым…

Я ЗНАЮ ЕГО. ФЕНРИР МЕНЯ ЗАГРЫЗИ, Я ЖЕ ЕГО ЗНАЮ!

Это человек из моих видений. Тот самый обер-лейтенант – бездушный убийца, застреливший дезертира посреди руин мёртвого города. Он велел своим солдатам закидать гранатами дом с детьми. Он гнал пленных, словно скот, через минное поле. На нём полусгнивший, засыпанный снегом мундир болотного цвета – по отворотам ползают жирные вши. На левом плече – витой погон, над нагрудным карманом простёр крылья орёл со свастикой. В одной петлице – молнии СС, в другой – три серебряных ромбика. У меня дёргается глаз… Изображение подмигивает мне… это… это… это…