Приблизившись к пленному, майор с силой ударил его по лицу.

Сквозь ткань рукава Павел увидел: на термогранате зажёгся красный огонёк.

– С тобой, моя Марлен… – сказал Павел офицеру, улыбаясь разбитым ртом.

…Помещение студии заволокло дымом взрыва.

Никто сначала не понял – что именно произошло.

Когда телевизор гаснет, человек думает: поломка. Телевидение работает круглосуточно, и физически такого не может быть, чтобы оно вдруг взяло да и вырубилось. Зрители подошли к своим телевизорам. Они стали стучать по ним – кулаком сверху. Пытались снять крышку, покопаться в деталях. Включить и выключить электричество. Проверяли розетки. Однако любые их действия были бесполезны.

Телевизоры не включались.

Экраны хранили тьму и больше не изливались шутками, прогнозами погоды, буйством красок, смешных комедий, не фонтанировали действием кинобоевиков. Тупое мёртвое молчание. Вскоре рухнула мобильная сеть – горожане стали судорожно звонить друг другу, пытаясь выяснить происходящее, задавали панические вопросы: но никто не имел ответов. Ни один действующий руководитель не мог внятно сказать, в чём же дело, потому что не получил инструкций. Триумвират заверял людей: не думайте, а выполняйте, мысли – привилегия начальников. Когда начальства не оказалось, все сидели и ждали распоряжений. Самостоятельно мыслить они не умели.

Понемногу люди начали выходить на улицы.

Они стихийно толпились в центре, ждали – вот сейчас пришлют пресс-офицера, и он всё им объяснит. У Министерства народного просвещения и пропаганды собралась толпа в десять тысяч человек, полагая, что уж эти-то, умеющие развязывать языком любой узел, прояснят ситуацию. Двери здания были заблокированы, из окон верхних этажей, где размещался телеканал «Викинг», вырывались языки пламени и валил жирный дым, что явно не добавляло никому спокойствия. Казалось, достаточно объявить, что сегодня крайне повысился уровень радиации, и лучше разойтись по домам: но никто не хотел брать на себя ответственность. Сотрудники, по-черепашьи втянув головы в плечи, продолжали сидеть и делать свою работу, надеясь – всё образуется само собой.

Однако ничего не образовывалось.

…К шести часам вечера первые отряды шварцкопфов вступили в Москау со стороны бывших Химок, им оказали сопротивление только блокпосты с немецким вермахтом. Солдаты элитной дивизии СС «Руссланд» сложили оружие: Триумвират не предусматривал возможность взятия шварцкопфами столицы и не оставлял своим офицерам инструкций. Вопрос с блокпостами разрешился быстро – партизаны подтянули танки и артиллерию. Уцелевших чужеземцев не брали в плен: их расстреливали тут же, возле бетонных блоков, в упор. Танки «тигр» под красными и трёхцветными флагами въехали в город, разворачивая гусеницами асфальт, а полицейские плавно, как во сне, поднимали руки. Шварцкопфы ворвались в офис гестапо на месте Новодевичьего монастыря, но тот оказался пустым – сотрудники покинули здание, исчезнув неизвестно куда. В толпе сначала робко, а затем уже открыто стали прикреплять на грудь красные банты или просто обрывки материи красного цвета. Особо сознательные блондины, заходя в косметические магазинчики, шёпотом спрашивали тёмную краску и бежали домой перекрашивать волосы. Ожесточённые бои развернулись на улице короля Гензериха, у культурного центра Великогермании, кирпичного комплекса в стиле тридцатых годов, – первой обер-комендатуры, построенной в оккупированном городе. Здание защищали части баварских СС – окружённые со всех сторон, задыхаясь от дыма пожарищ, немцы по рациям отчаянно умоляли о помощи. Но некому было им помочь. Телефоны полиции, Главного управления имперской безопасности, службы охраны Вевельсбурга молчали. Военные с радостью поднимали руки и братались с партизанами.