Через два часа мистер Николс сказал, что ему нужно размяться, а Норману нужно было пописать, и потому они остановились рядом с загородным парком. Мама достала часть трофеев со шведского стола, и они устроились на полянке в тени, за настоящим деревянным столом для пикника. Танзи кое-что повторила (простые числа и квадратные уравнения) и отправилась гулять с Норманом по парку. Пес был абсолютно счастлив и останавливался каждые две минуты, чтобы что-нибудь понюхать. Солнце пускало зайчиков сквозь листву, и они встретили оленя и двух фазанов, как будто находились на отдыхе.
– Как ты себя чувствуешь, милая? – спросила мама, скрестив руки на груди. Оттуда, где они стояли, сквозь деревья был виден Никки, беседующий за столом с мистером Николсом. – Уверена в своих силах?
– Пожалуй, – ответила Танзи.
– Ты сделала новые задания вчера вечером?
– Да. Последовательности простых чисел показались мне немного трудными, но я их выписала и разобралась, как их составлять.
– Кошмары о Фишерах больше не снятся?
– Сегодня ночью, – сказала Танзи, – мне приснился кочан капусты, который умел ездить на роликах. Его звали Кевин.
Мама окинула ее долгим взглядом:
– Хорошо.
Они прошли немного дальше. В лесу было прохладнее и пахло хорошей сыростью, мшистой, зеленой и живой, не похожей на сырость в задней комнате, где пахло попросту плесенью. Мама остановилась на тропинке и повернула обратно к машине.
– Я же говорила, что хорошие вещи случаются. – Она подождала, пока Танзи догонит ее. – Мистер Николс завтра привезет нас в Абердин. Мы спокойно переночуем, ты примешь участие в олимпиаде и пойдешь в новую школу. А там, надеюсь, наша жизнь изменится к лучшему. И разве нам не весело? Разве это не замечательное путешествие?
Мама не сводила глаз с машины, и по ее голосу было ясно, что она думает совсем о другом. Танзи заметила, что мама накрасилась, пока они ехали. Отвернулась от мистера Николса, открыла пудреницу и накрасила ресницы тушью, хотя каждый раз, когда машина подскакивала на кочке, у нее на лице появлялась черная клякса. Танзи не совсем понимала, зачем так стараться. Мама прекрасно выглядит и без туши.
– Мама? – окликнула она.
– Да?
– Получается, мы украли еду со шведского стола? С точки зрения математики мы взяли больше своей доли.
Мама с минуту смотрела под ноги, размышляя.
– Если это действительно тебя беспокоит, мы возьмем пять фунтов из твоих призовых денег, положим в конверт и отправим в гостиницу. Годится?
– Думаю, с учетом того, что мы взяли, лучше шесть фунтов. Возможно, шесть пятьдесят, – ответила Танзи.
– Значит, шесть пятьдесят. А сейчас придется как следует потрудиться и заставить этого старого толстого пса немного побегать, чтобы: а) он достаточно устал и проспал всю следующую часть поездки, б) возможно, это вдохновит его сходить в туалет и не пукать ближайшие восемьдесят миль.
Они снова тронулись в путь. Шел дождь. Мистер Николс в Очередной Раз Поговорил По Телефону с каким-то Сиднеем, обсудил курс акций и оживление на рынке и немного помрачнел, так что мама перестала петь. Все молчали. Танзи старалась не заглядывать в работы по математике (мама сказала, что ее от этого стошнит), а «Нинтендо» снова разрядился, так что Никки только смотрел в окно и вздыхал. Эта часть поездки, казалось, никогда не закончится. У Никки был один из «тихих» дней. Танзи хотела поговорить с братом, но по его виду было ясно, что он не хочет разговаривать, – он сжимал губы в тонкую линию и отводил глаза. Ноги Танзи липли к кожаным сиденьям машины мистера Николса, и она отчасти пожалела, что надела шорты. К тому же Норман в чем-то вымазался в лесу, и до нее время от времени доносился по-настоящему мерзкий запах, но Танзи не хотела ничего говорить. Вдруг мистер Николс решит, что с него довольно их вонючего пса и вообще их компании? Так что Танзи зажимала нос пальцами, стараясь дышать ртом, и отпускала ноздри только через каждые тридцать фонарных столбов.