– Посмотрим, – повторила Полина, – в принципе-то я же стала уже настоящей русской женщиной? Которая и коня, и в избу, а, Сень?

– Стала, стала.

– Слушай, знаешь, что интересно? – вдруг засмеялась она. – Я так много писала о любви, когда понятия не имела, что это такое, а когда узнала, то совершенно не нахожу слов. Одно только «ну ни фига себе, как круто!».

Семен усмехнулся. С печки спрыгнул Комок Зла и, громко урча, забрался к нему под одеяло.

– Раньше я ощущала любовь как пустоту, бездонную дыру, которую необходимо заполнить, – задумчиво продолжала Полина, – а с тобой у меня, наоборот, будто источник открылся в сердце… Видишь, как банально, непоэтично и вообще избитая метафора.

– Зато правда.

– А ты?

– Люблю тебя, а как сказать, не знаю. Я вообще никогда не задумывался о том, что такое любовь, просто знал, что она везде, и вокруг меня, и внутри, как воздух. Знаешь, когда мне было лет пять, я узнал, что все состоит из молекул, в том числе и воздух, и это стало для меня настоящим шоком. Вроде бы пустота, ничто, и вдруг какие-то молекулы! Я думал, спокойненько хожу себе, а оказывается, нет, продираюсь сквозь элементарные частицы. Чуть голову не сломал себе, пытаясь постичь парадокс, что пустота непустая, и с тех пор зарекся множить сущности и размышлять над вещами, которые мне и так понятны. Поэтому я и хирургом стал, а не пошел учиться на аллерголога, как хотела мама.

– Разве хирургом легко работать?

– Физически трудно, зато не надо мозг наизнанку выворачивать. Мягкое режь, твердое пили, где нет дырки – сделай, где есть – зашей и сшивай белое с белым, а красное с красным. Вся премудрость.

– Ты шутишь.

– Ну да, упростил немного. Чуть-чуть.

– Ты прав, Сеня. Любовь – она и есть любовь, и больше сказать нечего. Я, наверное, буду учиться писать о природе. Все-таки здесь очень красиво, Сень.

Полина потушила лампу и скользнула к Семену под одеяло. Комок Зла выскочил, возмущенно мяукнув.

– Можно себя и не заставлять в принципе, – пробормотала Полина, – потому что в печать мне путь закрыт, но не хочется терять навык, все-таки я была поэтессой не только по блату.

Она уснула, а Семен долго еще лежал, глядя в темноту потолка, где прямо над его головой был вбит в матицу массивный гвоздь для люльки. Через несколько месяцев, если все пройдет благополучно, этот гвоздь понадобится, но Полина – культурная женщина, она заставит его купить кроватку. Грядущее отцовство пугало его, но Семен знал – что бы он себе ни думал, в реальности все окажется иначе.

Вспомнилось, как он был убит отчислением из аспирантуры, считал это величайшей трагедией, какая только выпадает на долю человека, будущее представлялось беспросветной тьмой, и Полине он желал одного – провалиться сквозь землю.

Он ведь тогда соврал, что был влюблен в нее по телевизору, просто хотелось сделать приятное девушке, спасшей всю их семью ценой собственного позора. А потом остался у нее дома, и оказалось, что не соврал. Будто кто-то шепнул ему: «Сеня, вот женщина, с которой ты проведешь жизнь, и нравится тебе это или нет, а сопротивление бесполезно».