Полина пожала плечами:

– Останусь, если не возражаете.

Молодой человек украдкой показал Ирине свое удостоверение:

– Не волнуйтесь, Ирина Андреевна, я присмотрю за девушкой.

– Хочется узнать, не зря ли я чернила память покойного, все-таки это не самое достойное занятие, – усмехнулась Полина, – о мертвых либо хорошо, либо ничего, а я вот нарушила. Не знаю, стоило ли оно того?

– Слушайте, жизнь редко позволяет нам роскошь выбирать между хорошим и плохим, – улыбнулся парень, – обычно между плохим и очень плохим, а если повезет, то между плохим и непонятным. Все правильно вы сделали, Полина Александровна, даже не переживайте.

Ирина вернулась в кабинет, из которого страшно несло никотином, несмотря на открытую форточку.

– Я так и знал! – горячился Кошкин. – Так и знал, что с этим Пахомовым что-то не то!

– Почему? – удивилась Ирина.

– После его фильмов у меня на душе всегда оставался неприятный осадок.

– Да? А вы не сейчас это осознали?

– Никак нет! Я думал, что это потому, что он не воевал, а все оказалось намного хуже.

– Подождите с выводами. Помните, перед началом процесса я призывала вас абстрагироваться от личности Пахомова и от его вклада в мировой кинематограф? Так вот и сейчас ваш долг – не принимать показаний Поплавской во внимание. Мы с вами рассматриваем дело, в котором Пахомов является жертвой преступления, совершенного по мотивам личной мести, его извращенные наклонности, если они и имели место быть, для нас с вами ничего не значат. Плохих людей нельзя убивать точно так же, как и хороших.

– Но это уму непостижимо…

– Мы с вами – народный суд, то есть суд человеческий, а не божий, – отчеканила Ирина, – и полномочия наши ограничены тем, что мы назначаем справедливое наказание за совершенное преступление. Вопрос, кто достоин жить, а кто нет, не относится к сфере нашей компетенции.

Тут на пороге возникла Ольга Маркина и сказала, что заявляет ходатайство о допросе новых свидетелей: Галины Михайловны Волковой, соседки Фельдмана в деревне, его сестры Ларисы Фельдман и ее несовершеннолетней дочери Зинаиды.

Ирина опустилась на стул и сжала виски пальцами. Все ясно…

– Может, направим дело на доследование? – осторожно спросила она.

Маркина усмехнулась:

– Ирина Андреевна, если вы действительно хотите справедливого наказания, как только что говорили, то надо решать самим и обязательно сегодня.

Ирина кивнула. Гособвинитель дело говорит. Сейчас у них есть фактор внезапности, а до завтра Пахомова очухается, начнет трезвонить в высшие эшелоны власти, и их заткнут самыми жестокими методами. Единственное, что можно противопоставить власть предержащим, – это готовый приговор, грамотный, со всеми доказательствами.

– Так, ладно, – Ирина встала, – сейчас допросим эксперта, потом Волкову, а Лариса тем временем пусть везет дочку. Ребенок сейчас где, в школе?

– Сказала, что да.

– Отлично. Пусть захватит педагога какого-нибудь поприличнее. Девочку будем допрашивать на закрытом заседании, согласны, Ольга Ильинична?

– Безусловно.

– И знаете что еще? Давайте-ка удалим подсудимого из зала.

– Но этим мы грубо нарушим его права.