– Ответим, а пока покиньте зал.

Пахомову вывели. Ольга осмотрелась. После того, что она узнала от Сани, признание Полины не удивило ее, а остальные с трудом держали себя в руках. Бимиц сидел опустив взгляд, Кошкин хмурился, а судья покраснела и быстро крутила ручку дрожащими пальцами.

Подсудимый сгорбился, смотрел в пол. Все старались смотреть мимо Полины, будто ее не существует. Ольга заставила себя встретиться с нею глазами и улыбнуться.

– Продолжайте, Полина Александровна. Пахомов принудил вас силой?

– Что вы, нет! – свидетельница усмехнулась. – Совсем наоборот. У меня тогда как раз разводились родители, а дядя Вася был такой добрый, такой понимающий… Так поддерживал меня, что я первая в него влюбилась и мечтала, как он тоже полюбит меня. Что ж, полюбил. Два года мы с ним встречались как любовники, а потом я выросла и перестала быть ему интересной. Василий Матвеевич сказал, что у нас слишком большая разница в возрасте, он старый, а у меня впереди вся жизнь, поэтому он меня отпускает. Какое-то время я думала, что он действительно бросил меня из любви, поставил мое счастье выше собственного, пока не узнала, что он снимает в новом фильме дочку одной из подруг моей мамы. Я ревновала, поехала к ней, но она радовалась, что получила роль, и не стала меня слушать. Решила, я специально говорю гадости, потому что сама хотела сняться в этом фильме, а меня не взяли. Не поверила мне, и потом для нее все кончилось очень плохо. Она оказалась не такая испорченная, как я, уступила, но не выдержала и покончила с собой, а накануне отправила мне письмо, в котором рассказала все, как было, и благодарила меня за то, что я хотела ее спасти. Хотя в действительности это было не так. Я принесла его сегодня, можете приобщить к делу, если нужно. – Полина достала из сумочки конверт и положила его перед собой. – Вот это письмо.

– Вы тогда никому его не показывали? – спросила Ольга.

– Нет. Я предпочла шантажировать Василия Матвеевича. Мы договорились, что я обо всем молчу, а он обеспечивает мне успех.

Повисла неловкая пауза. Видный мужчина лет шестидесяти, весь процесс просидевший рядом со вдовой, вдруг поднялся и хорошо поставленным голосом заявил, что давно дружит с Василием Матвеевичем и готов присягнуть: все, что он только что услышал, не что иное, как грязная клевета, мерзкие измышления гнусной девки.

– Вас тоже вывести из зала? – спросила судья.

– Я не могу молчать, когда порочат память моего друга!

– Заявляйте ходатайство на мое имя, а с места кричать не нужно. Полина Александровна, вы что-то еще хотите нам сообщить?

– Это все.

– У государственного обвинителя есть вопросы?

Чтобы скрыть замешательство, Ольга налила себе воды. Надо сказать, что вопросов нет, и тогда показания Поплавской останутся лишь уродливым и бесполезным придатком к делу, дикими измышлениями неуравновешенной женщины, которую зачем-то пропустили на свидетельское место. Пахомов мертв, значит, уголовного дела против него не возбудить, и никто и никогда не докажет, что Полина говорит правду. Есть какое-то письмо какой-то девочки, очевидно, тоже сумасшедшей, иначе она бы не покончила жизнь самоубийством. Изымать его? С какой стати и в качестве чего? К делу Фельдмана оно не имеет ни малейшего отношения.