в плечах. Приоткрыла я дверь, выглянула – темень, ближний фонарь уличный далеко, тишина стоит мертвая… И не то что за ворота городового искать, а и в дворницкую к Фоме идти не хватило мне духу. Может, и с Фомой что сделали? Хотя он спит-то – пушкой не разбудишь, мог и не слышать. Может, и с Трезором что сделали, чего ж он голос не подает? Заложила я оба крючка и говорю хозяйке как на духу: хоть меня завтра с места сгоняйте, хоть что делайте, а не пойду я из дома, хоть режьте. Она не так чтобы особенно и рассердилась, ладно, говорит, Марфа, не ходи. А то ты уйдешь, я одна дома останусь – тоже страшно… Ну вот что тут делать? У хозяина есть пистолет, так он завсегда в кабинете. Да и будь он у нас, ни хозяйка, ни я не знали б, как с ним управляться, чтобы выстрелил, да не просто так, а куда надо… В конце концов хозяйка легла в углу у себя в комнате, а я рядом в креслах поместилась. Только сначала с кухни косарь[34] принесла: полезет кто, так хоть попробовать по башке ахнуть…

– И что?

– Так всю ночь и промаялась. Хозяйку в конце концов сон сморил часа уж через два, а я бы и рада подремать, да сон не берет. Как рассвело, набралась я храбрости, побежала к Фоме – а он, как Дуня, спит мертвецки, так и не добудилась. Выскочила за ворота, пометалась по улице, нашла городового, Трофима Логунова, обсказала ему все, тут оно и завертелось – пристав с околоточным приехали, дверь в кабинет открыли как-то, а там, страсти Господни… – она несколько раз мелко перекрестилась. – Лежит хозяин с ножом в груди, окно разбито… Я сама-то не заходила, чтоб от страху окончательно не обмереть, – хозяйка рассказала, она сразу туда кинулась, как полиция дверь открыла. Что окно выбито, я еще раньше сама видела, когда к Фоме ходила. Вот и все, а больше и рассказать нечего. За что такая напасть и откуда? Сроду, я от хозяйки знаю, в дом мазурики не лазили, да и по всей нашей улице такого давненько не бывало…

Отправив ее, Ахиллес вновь набил трубку, хотя в горле уже першило от непрерывного курения. Мысленно он уцепился за одну подробность, сравнение всплыло в голове очень быстро.

Трезор, как он убедился, сторож ретивый, молчал. Хотя на отравленного чем-то никак не походил – судя по той рьяности, с какой он встретил лаем Ахиллеса, по той ярости, с которой грыз доску.

Да, вот именно… Один из его самых любимых рассказов о Шерлоке Холмсе.

«– Есть еще какие-то моменты, на которые вы советовали бы мне обратить внимание?

– На странное поведение собаки в ночь преступления.

– Собаки? Но она никак себя не вела!

– Это-то и странно, – сказал Холмс».

Вывод напрашивался сам собой…

Ни один человек воспитанный, ни один офицер и не подумает никогда в жизни встать, когда в комнату входит кухарка или служанка – таковые находятся вне рамок этикета. А вот перед такой дамой, как Ульяна Игнатьевна Сабашникова, встать было необходимо – и Ахиллес, едва она вошла, проворно встал, показал на стул:

– Прошу вас, Ульяна Игнатьевна. Не возражаете, если во время нашей беседы я буду курить трубку?

– Нисколько, – ответила она безжизненным голосом. – Я и сама закурю.