Она достала из маленького ридикюля[35] изящный дамский портсигар, золотой, с небольшими бриллиантами на крышке (баловал супругу Фрол Титыч, баловал!), вынула длинную пахитоску. Ахиллес галантно поднес ей огня. Какое-то время оба молчали, пуская дым (судя по аромату, табак у нее был гораздо лучше, чем у Ахиллеса, хотя и он, разумеется, курил не махорку и не третьесортный жуковский табак, а английский «Кэпстен» в жестяных банках, на что уходила половина присылаемых дядюшкой денег).
Он успел рассмотреть свою визави словно бы краем глаза, не разглядывая открыто, словно щеголь со столичного бульвара.
На купчиху она не походила ничуть. Ни следа полноты. Предположим, и среди светских дам во множестве встречались женщины в теле, именовавшиеся еще «роскошными женщинами», но Ахиллес был не из любителей «телесного богатства». Стройная, но нисколечко не худа, тонкое красивое лицо, даже сейчас красивое, хотя большие карие глаза распухли от слез, прямой носик покраснел, а русые волосы вместо аккуратной прически кое-как скручены в полурассыпавшийся узел. Не подлежало сомнению, что в другое время, не столь для нее трагическое, она была просто очаровательна. Палевое платье модного фасона, никаких драгоценностей, но у нее наверняка их много, вряд ли любящий супруг ограничился золотым портсигарчиком. Словом, в такую можно влюбиться и даже потерять из-за нее голову…
Аккуратно погасив в пепельнице окурок пахитоски, она спросила с легким недоумением:
– Как получилось, что следствие ведете вы, не полицейский чин, а армейский офицер?
Ну конечно, дочь офицера хорошо разбирается в военной форме… Ахиллес решил идти ва-банк – все равно она вряд ли сможет разоблачить ложь.
– Я с вами поделюсь служебной тайной, Ульяна Игнатьевна… Я до самого последнего времени расследовал другое дело, где следовало быть одетым офицером, и, когда меня неожиданно отправили сюда, попросту не успел переодеться…
– Разве полиции разрешают, даже сыскной, переодеваться в офицерскую форму? Никогда о таком не слышала. Мой отец – капитан в отставке, и я поневоле хорошо осведомлена о военных делах…
– А как давно ваш батюшка вышел в отставку? – вежливо поинтересовался Ахиллес.
– Более десяти лет назад…
– И наверняка перестал следить за армейскими новшествами?
– Да, совершенно…
– Вот потому вы и не знаете… – сказал Ахиллес. – Пять лет назад появился новый циркуляр: чинам сыскной полиции, охранного отделения и жандармерии в особых случаях дозволено надевать офицерскую форму – но не гвардейскую, и погоны надевать не выше капитанских.
– Ах, вот оно что… – сказала она без малейшего интереса.
Не то чтобы она была равнодушна ко всему окружающему – просто доктор, надо полагать, не пожалел брома, а может, присовокупил еще какие-то снадобья, так что молодая женщина определенно пребывала в некоторой прострации, не имеющей ничего общего с горем.
Она закурила новую пахитоску (Ахиллес вновь успел поднести огонь), произнесла с легким раздражением:
– Я ведь все уже рассказала приставу…
– Ульяна Игнатьевна, – сказал Ахиллес как мог проникновеннее. – Я прекрасно понимаю ваше горе, но такова уж специфика службы… Пристав произвел всего лишь первичный осмотр места преступления и опрос жильцов, что входит в его обязанности. Но далее начинаем действовать мы, сыскная полиция. У нас свое отдельное ведомство и, соответственно, собственное делопроизводство, такая незадача… Вы уж поймите мое положение. Не по своему хотению я вам в столь тяжкий для вас момент надоедаю с расспросами, а согласно заведенному порядку…