Ахиллес, понуро шагая от здания суда, повторял в уме печальные чеканные строки Екклесиаста: «И обратился я, и видел под солнцем, что не проворным достается успешный бег, не храбрым – победа, не мудрым – хлеб, и не у разумных – богатство, и не искусным – благорасположение, но время и случай для всех их. Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них…»

Никак нельзя сказать, что слова мудрого пророка на сей раз полностью соответствовали истине. Сидельников был не запутавшейся в силках невинной птичкой, а расчетливым, хладнокровным убийцей, и Ахиллес присоединялся к мнению тех из публики, кто вслух сетовал, что смертная казнь за уголовные преступления в Российской империи отменена. Но разве только в этом дело? Невыносимо было видеть вдохновительницу убийства в облике терзаемой нешуточным горем вдовы, знать, что через какое-то время она появится на балах во всем блеске красоты и свежести, веселая, залитая бриллиантовым сиянием.

И все же крупную рыбу не всегда приходится выбрасывать в воду. Наглядный пример – последствия ревизии сенатора Гирина, не только разгромившего вдребезги гнездо продажности, Московскую сыскную полицию, но и смахнувшего с высокого кресла лютого казнокрада, московского же градоначальника[138] Рейнбота. Рейнбот, конечно, можно сказать, отделался легким испугом – срок получил небольшой, да и от того был освобожден милостью государя, женился на богатой купчихе и жил сейчас припеваючи в ее подмосковном имении Горки. Но ему уже никогда не быть на государственной службе, никогда больше не собирать в свой карман взятки и казенные денежки…

Так что с крупными рыбами обстоит по-разному. Иные благополучно уходят на глубину совершенно невредимыми. Иные вновь оказываются в воде – но с ободранными боками и лишившиеся половины плавников. А иные так и остаются валяться на берегу, жалко и беспомощно разевая рот в течение всего недолгого времени жизни, что им отведено.

Ахиллес в первый раз подумал о том, что хлеб сыщика – горек. И подумал еще: следует приготовить себя к тому, что в будущем он, вполне возможно, когда-нибудь окажется в той же ситуации, что с Ульяной и Качуриным. Надо заранее готовить себя к возможным поражениям, помнить, что жизнь многолика.

Одним словом, осознать то, что давно уже осознал гораздо более ученый жизнью околоточный надзиратель Сидорчук, плывший на «Русалке» же, но во втором классе – тоже в Казань, откуда ему предстояло, со всем своим семейством, как и Ахиллесу, ехать поездом в Москву. Сидорчуку будет даже легче обосноваться в Московской сыскной – он и так служит по Департаменту полиции, так что для него это будет простым переводом с одного места службы на другое.

И наконец, события в Красавине и окрестностях. Вот их итог Ахиллес справедливо мог считать своей полной победой. Он спас жизнь милейшему человеку Казимиру Яновичу, будущему родственнику. Он вытащил за ушко да на солнышко «магистра» и его банду (оказалось, кстати, что тогда из леса в него стреляла именно Иоланта, но ее подвела специфика ремесла: до того она палила лишь по огонькам свечей и прочим неодушевленным мишеням, а в человека ей довелось стрелять впервые в жизни, вот и напортачила…).