Аполлон переложил зубчатый нож из левой руки в правую и шагнул к Йоргену. Он очень хотел пустить его в ход. Однако он остановился и снова посмотрел на рисунки и фотографии жертв, девочек и мальчиков – черных и смуглых, желтых, белых и краснокожих, – весь набор, представляющий Объединенные Нации.

– Если он больше не приносил в жертву своих детей, – сказал Аполлон, – тогда чьих он отдавал чудовищу?

– В Куинсе полно иммигрантов, у которых всегда много детей, – ответил Йорген. – Времена были другие, и людей, которые тогда жили, нельзя судить по стандартам сегодняшнего дня. Таким мужчинам, как он, с его характером, приходилось делать тяжелый выбор и доводить принятое решение до конца, чтобы страна процветала.

– И ты действительно в это веришь? – спросил Аполлон.

– Никто не готов изучать собственную историю, – жестко сказал Йорген. – Во всяком случае, всю. Мы хотим, чтобы родители обеспечивали собственных детей. Но не желаем знать, какие жертвы им приходится приносить. Ни одна нация не развивалась на доброте.

По другую сторону японской ширмы продолжали скрипеть и гудеть три обогревателя, и Аполлону вдруг показалось, что они тихо посмеиваются.

– Как вы их находили? – спросил Аполлон. – Как делали выбор?

Йорген провел рукой по носу и подбородку.

– Когда я нес свою службу, я тратил многие часы на поиски. Дни. В восьмидесятых ездил повсюду на своем белом фургоне. Это было нелегко, но рано или поздно я находил кандидата. Мальчика или девочку, лишенных защиты. Ребенка, за которым никто не присматривал. Брошенного. У них появлялся определенный взгляд. Я научился узнавать их мгновенно.

Он покачал головой, не спуская глаз с Аполлона, словно рассчитывал на сочувствие.

– Но теперь мне практически не приходится выходить из дома, – сказал Йорген. – В наши дни достаточно иметь интернет.

– Проклятье, о чем ты говоришь? – спросил Аполлон.

– В легендах неизменно повторяют, что вампир не может войти к тебе в дом, пока ты его не пригласишь. Без твоего согласия зверь не может переступить порог. Ну, а как ты думаешь, что такое компьютер? Или твой телефон? Ты живешь внутри этих устройств, значит, они являются твоим домом. В настоящем доме есть двери и окна, которые ты можешь запереть. А у компьютерных технологий нет.

– Люди теперь делятся всем, – продолжал Йорген в наступившей тишине, наполненной удивлением Аполлона. – Они рассказывают, какие детские площадки и в какое время посещают со своими детьми. Они сообщают, когда нанимают приходящую няню. Они так гордятся своими детьми. Они ничего не могут с собой поделать. Они хотят поделиться своей радостью со всеми. Но с кем они ею делятся? Понимают ли они, кого приглашают в свой дом? Я уверен, что нет.

Он погрозил Аполлону пальцем.

– А ты, я тебя знаю. Ты один из новых особенных отцов. Ты хотел запечатлеть каждое мгновение, каждый вдох своего сына. Вы снимаете видео, когда они спят, и выкладываете запись в интернет, пока они не успевают проснуться. Ты считаешь себя любящим отцом. И что станешь лучше того, который вырастил тебя! Или того, кого вовсе не было рядом. Но позволь мне рассказать, что я вижу на самом деле. Ты нуждаешься в одобрении окружающих. Ты желаешь аплодисментов. Как если бы похвала тысяч незнакомцев как-то компенсировала тот факт, что в детстве тебя любили недостаточно. О, бедняжка. Ты просто умолял, чтобы тебя сожрали. Может быть, твоего ребенка следовало защищать от тебя. Ты оставил след из хлебных крошек, по которому мог пройти любой волк. Тебя так заботило стремление стать идеальным отцом, что ты даже не заметил, как твоего ребенка похитили! И ночью его подменили детенышем тролля, подменышем, чья красота всего лишь проекция твоего собственного тщеславия.