– А как же история с доведением до смерти директрисы дома малютки? А запугивание акушерки, которую из-за Трухина хватил удар? Все это – дело рук Алексея, а не Антонины! Ее можно обвинить только в том, что она подложила Евгеше в сумку ожерелье Илоны и впустила Трухина в мой дом. То, что она участвовала в моем отравлении, как я понимаю, не доказано?

– Беда в том, что в доме малютки Трухина не видели. Завхоз только, и то мельком и в темноте… Правда, есть другие люди, способные опознать Алексея Трухина – к примеру, в роддоме, куда он приходил в поисках акушерки. Плохо то, что сама она мертва.

– Как?

– Умерла через два дня после беседы с лейтенантом Гавриловым, который снимал с нее показания. Хорошо, что Фисуненко наказал ему снять все на видео, ведь письменное свидетельство всегда можно подвергнуть сомнению в случае смерти свидетеля… По меньшей мере от обвинения в убийстве Евгеши Алексею не отвертеться!

– Трухин признался?

– Да. Только он, по совету адвоката, утверждает, что не планировал преступление.

– В смысле?

– Он стоит на том, что Евгеша сама его нашла.

– Да? – перебил Свердлин. – Интересно, как ей это удалось – она что, мисс Марпл?

– Трухин говорит, что Евгеша пыталась его шантажировать, вымогая деньги. Она, по его словам, знала, что он является сыном нобелевского лауреата, и угрожала выдать Антонину, занявшую ее место.

– Прям не Евгеша, а Мата Хари!

– Точно. Но Фисуненко не позволит Трухину вывернуться, не волнуйся! Он всегда доводит дело до конца.

– Твои бы слова да богу в уши!

– А у тебя-то как дела? – спросила Рита, решив, что предыдущая тема исчерпана. – Мне жаль, что так вышло с «Монстрами»!

– Жаль? – Свердлин выглядел удивленным.

– В газетах пишут, что постановка под угрозой.

– Естественно, ведь это так волнующе, верно?

– Я тебя не понимаю!

Дверь в зал распахнулась, и на пороге возникла полная дама в джинсах и серой водолазке. Несмотря на нехитрый наряд, пальцы незнакомки были унизаны бриллиантовыми кольцами, а в ушах, даже по самым скромным прикидкам Риты, и вовсе болталось целое состояние.

– Сережа, ты закончил? – Голос вошедшей звучал требовательно.

– В общем, да, – ответил Свердлин, поднимаясь. – Марго, познакомься: мой российский агент, Даша. Даша, это – Маргарита Синявская, моя хорошая знакомая.

«Пудинг, это – Алиса. Алиса, знакомься, это – пудинг», – почему-то всплыло в памяти Риты.

– Очень приятно, – небрежно кивнула агент. – У нас запись на Пятом, помнишь? До вылета полтора часа, поэтому давай-ка, ноги в руки, океюшки?

– Ты улетаешь? – спросила Рита.

– Антрепризный спектакль в Лондоне. – Он небрежно повел плечами. – Это всего на два дня, я возвращаюсь в четверг. Ну, спасибо тебе… за все!

Рита не успела ответить, как он клюнул ее в щеку и потрусил в сторону раздевалок.

Премьера «Монстров» имела бешеный успех. Рогозина и Краснопольская смотрелись удивительно органично в роли бывших подруг, ныне готовых на все, чтобы уничтожить друг друга. Зал ревел от восторга. На бис вызывали чуть не полчаса. Выходили актеры охотно, но Рита не могла не заметить, что каждый раз между Илоной и Краснопольской вставал Свердлин – как разделительная полоса, чтобы их руки не соприкоснулись даже случайно.