— Да что рассказывать, — вздыхает, — оклемался родимый. А под утро прокрался в особняк тихонько, вырубил охрану, меня развязал, ну, мы сели на метлу, да сдёрнули в бега. И ведь опоздай он чуток и всё, не родился бы Вадик. Вытравили бы плод, твари, — бьёт кулаком по столу. Так что, аж печенюшки во все стороны полетели.
— А зачем его пытались вытравить? И что такого страшного-то произошло, что отца ваши родственники чуть не убили? — решила уточнить тёть Аня.
— Да, мне тоже интересно, — подала голос Тома.
— И фне, — не успел маленько прожевать я.
— Охо-хонюшки, — ёрзает на стуле и вопросительно смотрит в мою сторону. И тут же получает на стол горячую тарелку с совсем не холодными бутербродами. Эх не пожалел на них сырка, красиво лежат.
— Я старшая осталась, и мой сын должен был стать наследником, мне уже и жениха нашли, а я с Ваней сошлась. А ведь, как известно, дети Перевёртышей всегда Перевёртыши. Даже если это Старший род. Были прецеденты. Но так как, там дело не касалось наследников, особо шум не поднимали. Кому оно надо-то? Но тут дело политическое. Мало того, что если бы я вышла замуж и рожала Перевёртышей, вместо колдуна-наследника, который требовался роду, так ещё и оказалось бы, что кровь каких-то оборотней сильнее крови Древнего рода. А такого допустить никто не мог. Вот и пытались решить вопрос кардинально.
— Но золотая цепь оказалась сильнее, — задумчиво покрутил ус батя, — а может и вообще Древняя кровь.
— Угу, — кивает бабуля, — так и сказано было, но точно неизвестно.
— А скажи-ка мне, мать, почему я об этом только сегодня узнал?
— Потому что, хоть после того, как ты родился, и выяснилось, что ты колдун с золотой цепью, многое изменилось. Всё-таки наследник. Но вот то, что отец твой пошёл против Древнего рода и его не растерзали… Кому нужен прецедент? В общем, все молчат.
— А что дед? Ну Радогор? Я ведь правильно понял, что отец сын Радогора?
— Правильно, — кивает бабуля. — А что он? Предпочёл не вмешиваться. Я с одной стороны понимаю его, — вздыхает, — на нём ответственность за весь их вид, но с другой…
— Да хоть с какой стороны, — не выдерживает тёть Аня. — Он же сын его! И он не в чём не виноват был. Всего лишь влюбился…
— Парис, вон тоже влюбился, — жую уже пятый бутерброд.
— Что? — удивлённо смотрит в мою сторону.
— Про Трою слышали? — морщусь, всё-таки запивать бутеры пивом извращение. И дождавшись кивка, поясняю свою мысль: — Целый народ сгубили.
— Всё верно, — кивает бабуля, — да и я всё это понимала, чай не девочка была уже. Но уж больно хорош был паршивец. Тут вопрос, как залететь-то умудрилась? — вздыхает. — И винила родню не за то, что не поняли мою любовь или что чуть Ванечку не убили. В конце концов не убили же. А за то, что они его убить пытались, — тычёк в сторону отца. — Отравой из утробы вытравить…
— Это же убийство ребёнка. Они же преступники! — тёть Аня, прижимает руки к лицу и утирает набежавшие слёзы. — Это ужасно.
— Не ужасней абортов, — усмехается бабуля.
— Не понимаю, — вскрикивает тётка, — вы их что оправдываете?
— Не-а, — мотает головой бабка, — но понимаю. Точнее, тогда не поняла и ненавидела всей душой. Это потом, много позже осознала… — замолкает и, покрутив в руках стопку, решительно отодвигает в сторону: — Тима, Игорь, кто там ближе, — кивает на холодильник, — подайте бабушке бутылочку запотевшую, а то сидеть ещё долго, а с коньяка устать проще.